— Когда-нибудь подумывали о том, чтобы заняться коммерцией?
— Думал, — ответил Тоби, — но просто не знаю, с чего люди начинают.
— А-а-а, — протянул Ллэнгейн.
Тут Клэр объявила, что ленч готов. Ели они не в столовой, а в большой кухне, и аромат в ней стоял упоительный. Но Клэр оказалась вовсе не такой искусной поварихой, как говорила леди Ллэнгейн. Куропатки были пересушены, хлебный соус остыл. Тоби, успевшему в Хэддисдоне приохотиться к изысканной кухне, теперь пришлось делать вид, будто ему все очень нравится, сами Ллэнгейны поглощали эту стряпню с большим аппетитом. Вот Аманда, подумал он, не делает из простоты культа, не получает удовольствия от беззаботного и небрежного отношения к своим хозяйским обязанностям. А Ллэнгейны получают. За ленчем Клэр говорила с ним мало, но не сводила с него глаз. Он заметил, что в лице у нее есть кое-что по-настоящему привлекательное: изумительная кожа, кокетливая мушка у глаза.
— Посуду вымою я, — сказала леди Ллэнгейн, когда они поужинали, — а ты, Клэр, поболтай со своим приятелем.
Язык у нее слегка заплетался, и ей явно надо было уйти к себе и побыть там, пока она снова не придет в форму. Но муж ее, по-видимому, ничего не замечал. Вскоре и он поднялся наверх вздремнуть.
Тоби и Клэр вернулись в холл и сели рядом перед очагом, куда она усердно подбрасывала поленья.
— Я так мало о вас знаю, — заговорил он. — Чем вы увлекаетесь?
— Ах, до сих пор не знаю сама. Одно время работала. Немножко занимаюсь верховой ездой. На охоту езжу довольно редко, а вот папа одно время очень к ней пристрастился — это было еще в Лестершире, мы там прожили несколько лет.
— Видно, вы жалеете лисиц?
— Ну что вы, просто боюсь их. Да, так что же еще я делаю? Довольно много читаю, но все больше детективы. И потом — может, вы не поверите, потому что пальцы у меня, как сосиски, — но я неплохо шью. — Руки у нее и в самом деле были великоваты, но формы изумительной. На правой руке она носила кольцо-печатку из оникса. — Я все шью себе сама, кроме блузок и брюк. На это и уходит большая часть моего времени. Боюсь, что я человек не слишком интересный.
— Самоуничижение паче гордости: не верится мне, что вы такая уж смиренница. И человек вы, на мой взгляд, очень интересный.
— Сперва я хотела пригласить на сегодня и Мейзи, но потом раздумала. Надеюсь, она не рассердится. — (Тоби между тем терзала другая мысль: только бы она не упомянула в разговоре с Мейзи об этом его приезде.) — Я туго схожусь с людьми и предпочитаю общаться с ними один на один. Вообще-то Мейзи милая, правда? А вот Аманда, по-моему, просто ужасна. Я все время боюсь, что она спросит мое мнение о чем-нибудь, а я не сумею ответить. Заставлять людей высказываться ее страсть.
— Но она к вам очень расположена.
— Правда? Ну да, мы же с Мейзи дружим уже тысячу лет.
Ему хотелось еще многое узнать о ней. Но он всегда старался задавать как можно меньше вопросов. По счастью, Клэр разговорилась сама — рассказывала о школе, о том, что училась не очень хорошо, а теперь жалеет об этом. То не была пустая болтовня: лицо у нее стало грустное, взгляд смягчился. Да, она мечтала стать писательницей или актрисой, а может, манекенщицей, но для писательницы у нее не хватает мозгов, для актрисы — таланта, а для манекенщицы она чересчур рослая.
— У меня ни грамма лишнего жира, но когда я набралась смелости и пошла в один дом моделей, мне сказали что я должна сбросить кило шесть.
— Мужчины терпеть не могут тощих женщин, что бы там ни думали по этому поводу сами женщины, — многозначительно проговорил Тоби.
В зеркальные окна холла просочился жиденький солнечный свет, и Клэр предложила Тоби прогуляться по саду. Он был большой, хотя и не шел ни в какое сравнение с садом Аманды. Тоби очень удивило то, что он такой ухоженный, — леди Ллэнгейн никак не производила впечатление рьяной хозяйки. В конце сада стояли яблони, уже увешанные плодами.
— Видно, сюда вложено немало тяжкого труда, — сказал он.
— Ну, все это делает старик садовник, ужасный грубиян, — возразила Клэр. Потом добавила: — То «оскорбитель наглый»[28].
— А я думал, вы читаете только детективы.
— В школе мы основательно проходили Шекспира. Кое-что застряло в памяти.
Они шли меж высоких стеблей золотой розги, мимо бордюров с маргаритками, чуть побуревшими к осени.
— Вот проклятие, опять дождь, — сказала Клэр.
И они укрылись под яблоней. Вдруг она встала на цыпочки и крепко поцеловала его в губы. Поцелуй не был чувственный, скорее вызывающий. Тоби опешил, он только и смог, что выдавить из себя улыбку.
— Вот так, — сказала она с торжеством, — вашей Мейзи от этого не убудет. Зато мы славно закончили денек.
— Еще как славно, — согласился он.
По пути к дому она держалась от него на некотором расстоянии. Когда они вошли в холл, леди Ллэнгейн, лежа на диване, решала кроссворд.
— Погуляли? — спросила она, просто чтобы что-нибудь сказать.
— Опять дождь, — посетовала Клэр. — На дворе гнусно. А в доме хорошо. Поможем маме с кроссвордом.