Особый дар

На рассвете Тоби проснулся, насмерть перепуганный: что же он натворил? Ведь Мейзи совсем не то что девицы, с которыми ему время от времени доводилось переспать — просто чтобы удовлетворить собственную потребность. Но почему его поместили по соседству с ней? Возможно ли, чтобы это было сделано с ведома Аманды? Безусловно, нет. Ей это ни к чему. Он же ничего не может предложить Мейзи. Тогда что же, Аманда просто потворствует всем желаниям дочери? А может быть, она не думает, что дело у них зашло так далеко, и просто проявила к нему доверие? Как же он сегодня посмотрит Мейзи в глаза? До семи Тоби вертелся с боку на бок, потом заснул как убитый и спал до тех пор, пока в комнату к нему не вошла горничная с подносом: так ему дали понять, что вставать незачем — здесь все завтракают в постели.

11

Когда он спустился в гостиную, Мейзи уже ждала его: глаза ее сияли, лицо пылало, словно закатное небо над заснеженным простором. На ней была та же юбка и та же кофточка, что вчера. (Может быть, она их надела на счастье?) Мейзи взяла его руки в свои.

— Тоби, Тоби, Тоби, Тоби, Тоби.

— Милая…

И больше они ничего друг другу сказать не успели — вошла Аманда, за нею Эдуард.

— Снова прекрасный денек! Вы чудесно проедетесь.

— Выедем в одиннадцать, — сказал Эдуард. — Поедем не торопясь, дорогой сделаем остановку, выпьем по кружке пива. Вас это устраивает, Тоби?

Тоби ответил, что устраивает. А вообще он и сам не знал, чего хочет — уехать или остаться здесь навсегда.

— Смотрите, не вздумайте тревожиться, — вдруг сказала Аманда с ударением, словно ясновидящая. — Все будет в полном порядке.

— Безусловно, — подхватила Мейзи.

Прощаясь, Тоби поцеловал ее при всех.

— Можете и меня поцеловать, — сказала Аманда. — Изредка я дарую людям такую милость, впрочем, сейчас это все больше входит в обычай. Прямо восемнадцатый век, а?

Он коснулся губами ее пористой щеки. Что будет дальше, он и сам не знал, а пока его распирала радость, бездумная и беспечная.

— Я буду держать с тобою связь, — сказала Мейзи. — Ты когда едешь домой?

— Как только объявят результаты. Плюнуть на них у меня не хватает духу, вот Боб плюет, но ведь ему, собственно, беспокоиться не о чем.

Тоби и Эдуард ехали сквозь мягкое утро, и небо над ними было, как на картинах Констебля. Эдуард рассказывал о знакомых актерах и актрисах; судя по всему, нравились ему только трое из них. Слишком многие актеры стараются думать, а, по его мнению, это не их дело; особенно не по душе ему были такие, кто требовал от него заменить то или иное слово в их роли, потому что они, видите ли, «не могут его произнести».

Тоби слушал как завороженный.

— Это может показаться странным, — продолжал Эдуард, — но я терпеть не могу все, что связано с театром. Терпеть не могу репетиции, хотя считаю, что, если не буду на них присутствовать, мне это выйдет боком. Терпеть не могу ходить после спектакля за кулисы и расточать неискренние комплименты. Терпеть не могу запах грима. Доволен я бываю, только когда сижу в зрительном зале. Да и то не всегда.

Ехал Крейн действительно не торопясь, на одной и той же скорости. Чувствовалось, что он заранее рассчитал, сколько времени займет эта поездка. Когда они подъехали к Линтону, он взглянул на часы.

— Как вы смотрите на то, чтобы выпить?

Они вошли в маленькую пивную, явно не страдающую от переизбытка посетителей. В баре не было ни души. Заказали по кружке горького.

— А теперь, — Эдуард вдруг заговорил совсем другим голосом, — я собираюсь побеседовать с вами с высоты моей старости. Позвольте сообщить вам, что я наблюдателен. А объект моих наблюдений — вы.

Тоби встревожился, но промолчал.

— Вы любите Мейзи? — спросил Эдуард.

— Ее все любят.

— В таком случае не обманывайте ее. Порвите с ней, если у вас нет другого выхода, но не обманывайте ее — этого она не вынесет. Я не говорю, что вы ее обманываете. Но и не исключаю такой возможности.

— Все это не настолько серьезно… — начал было Тоби.

— Для нее очень серьезно. Послушайте, я прожил долгую жизнь. В мудрецах себя не числю, но кое-чему успел научиться. Кроме того, я считаю возможным вмешиваться в чужие дела, когда от этого может быть прок. Ну как, говорить мне дальше или нет?

— Конечно, — сказал Тоби. — Хотя я и не очень понимаю, о чем собственно, речь.

Солнце зажгло оранжевые искры в кружках с пивом. В баре крепко пахло элем, мылом, яблоками.

— Мужчина может так ужасно травмировать девушку. Грешил этим и я в былые годы, хоть вы, может, и не подумали бы обо мне такого. Если женщина не льет слез, мужчина уверен, что ему все сошло с рук, а если льет, он считает, что это возмутительно и освобождает его от каких бы то ни было обязательств.

Что ж, все это страшно интересно, но какое это имеет отношение к нему, Тоби Робертсу? С чего Эдуард вдруг завел этот разговор?