Особые приметы

Как только животные показываются на улице, люди стремглав разбегаются в стороны. Молодой черный бычок — новильо — бежит впереди, а за ним полдюжины смирных быков бегут, гремя на ходу колокольцами. Погонщики идут сзади, и пока двое юных тореро поддразнивают боевого бычка, те подгоняют отстающих. Молодой бычок, кажется, удивлен происходящим, он нюхает носом землю и, не решив, нападать ему или нет, словно советуясь, оглядывается на взрослых. Какой-то человек быстро пробегает перед самым его носом и на ходу ударяет его палкой по хребту. Животное мычит и поворачивается на сто восемьдесят градусов, собираясь боднуть человека. Публика разражается аплодисментами. Юноши дразнят молодого бычка, подбегают к нему, но на него напирают остальные быки, он бросается вперед, и юные тореро стремглав разбегаются. Им на смену выходят молодые парни в засаленных рубахах и фартуках. Быки несутся по улице во весь опор. Толпа с криком раскалывается и бросается врассыпную. Каждый спасается как может, втискиваясь в битком набитые парадные, карабкаясь на оконные решетки, цепляясь за балконы и карнизы, бежит, удирает от быков сломя голову. Неожиданно молодой бычок и старые быки поворачивают обратно и устремляются вверх по улице, их опережает дробь колокольцев, топот парней, дикие вопли — смесь ужаса и восторга неистовствующей толпы. Прохожие забились в парадные, гроздья тел повисли на решетках окон. Батраки размахивают граблями, колами и, когда животные проносятся мимо, бегут за ними вдогонку и что есть сил бьют их по хребту, по бокам, по крупу, по подколенкам, по животу. В несколько секунд улица пустеет. И только один рассвирепевший бык бодает зазевавшегося растяпу, топчет его и, взметнув на рога, под звон колокольчика мчится дальше в сумасшедшем беге и вместе с остальными пропадает из твоего поля зрения.

Извлеки из забвения картину: толпа в молчании смотрит в конец улицы: из подъезда выходят два человека с красным знаменем. Красный цвет резко выделяется на фоне охряной пыли, рдеет на белизне оштукатуренных стен. Кажется, что это пламя, зажженное солнцем, и пламя это трепещет и развевается в воздухе. Это крик древней свободы, которой теперь заткнули рот, свободы тех далеких времен, когда надежды твоих соплеменников воплощались в простом и прекрасном символе. Ты смотришь, и тебе видится, как оно опять реет, непривычное после стольких лет, прошедших, но не прожитых, пустых и лишенных смысла, и ты глядишь на него с тем же чувством, с каким в фильмотеке смотрел документальные фильмы Ивенса и Кармена о гражданской войне: оборона Мадрида, сражение на Хараме, волнующие аккорды «Санта-Эспины». Двое мужчин шли со знаменем под аплодисменты толпы, и кровь гудела у тебя в висках. Ослепленный остервенелым, нестерпимым солнцем, опьяневший и словно в бреду, ты приветствовал чудесное явление символа со слезами на глазах и, потеряв над собой всякий контроль, шептал, — с какой любовью, боже мой, с какой нежностью ты шептал: «Народ, о мой народ, ты поднимаешься…»

Но нет — это не красное знамя, это всего лишь плащ тореро. Ты налил еще стакан фефиньянеса и залпом выпил.

С помоста, где ты устроился со своим киноаппаратом, тебе видно, как возвращается обратно молодой бычок и как бегут за ним остальные быки. Двое мужчин снова распускают красный плащ и быстро отбегают в сторону. Все были опять на площади. Спектакль повторяется, и, чтобы придать ему живости, церемониймейстер поджигает шнуры петард. Петарды рвутся с треском — точь-в-точь пулеметная очередь, — воздух наполняется дымом, дети затыкают уши руками, женщины истерически кричат. Животные мечутся, окончательно сбитые с толку, и какой-то парень с поразительным проворством успевает накинуть шнур с петардами на рога молодого бычка. Петарда разрывается, и животное, испугавшись, кружит на месте, словно волчок, бодается, пытаясь отделаться от шнура, брыкается, к вящему удовольствию и восторгу толпы. Несколько петард разрываются и на спине у героя, прожигают ему рубаху, и кровь проступает на ткани. Но парень отказывается от помощи и снова с палкою в руке выходит один на один с быком. Петарды рвутся одна за другой без передышки.

Когда у тебя кончается пленка, едкий запах пыли, пота и крови плывет над площадью.

Составленный из противоречивых версий обеих сторон, принимавших участие в происходившем, вот он, итог рассказа о событиях, созданного впоследствии равнодушными газетными репортерами.