Читаем Особые приметы полностью

…Ты присутствовал при стремительном пробуждении твоих земляков, и, с удивлением глядя на все это из безопасного укрытия твоего абстрактного мятежа, ты смутно ощущал, что их протест был и твоим протестом, хотя ты и не решился еще переступить порога и смешаться с ними, хотя пребывал в нерешительности, как человек, которому и хотелось бы поплавать, да неохота раздеваться, и мечтал об очистительном огне, который при твоем тайном соучастии разрушит ваш мир. Жалованье, дороговизна, какое тебе дело до этого? Анархия, беспорядок — вот твоя цель. А разве у демонстрантов были другие цели? Степень свободы ты измерял тогда запросами твоей личности. Все душевные порывы в твоем возбужденном сознании слились, и ты радостно одобрил вызов, брошенный толпою, которая не покорилась и не слушала заверения Голосов, а посреди улицы, под твоим окном, продолжала забрасывать камнями трамваи.

Похоронная процессия торопливо направлялась к кладбищенскому выходу и, не доходя метров двадцати до ограды, свернула направо, на участок, отведенный для протестантов. Надгробные плиты покоились на земле, искусно украшенные цветами, обведенные крошечными палисадничками; поднимаясь по тропинке к последним холмикам, — лицо твое было влажно от дождя, и у тебя появилась одышка, — ты остановился перевести дух и стал разглядывать надписи на могилах тех одиноких, которым, как это чуть было не произошло и с тобой, выпало умереть вдали от родины, неусыпного и тайного сообщника их изменчивой судьбы, бесповоротно вовлеченного вместе с ними, думал ты, в ту же самую авантюру. «LET HER BE WITH US ALWAYS»[23]. «SEIN LEBEN WAR LIEBE, GUETE UND STETE HILFSBEREITS-CHAFT»[24].

«THE RIGHTEOUS SHALL BE HAD IN EVER LASTING REMEMBRANCE»[25].

Одна эпитафия была написана по-русски. Одинокий на вашей земле до конца своих дней, чужой и непонятный для вас, он и в смерти был оторван от испанского мира этой непроницаемой, невнятной надписью. Какой заблудившийся соотечественник, думал ты, примет его последнее и скорбное послание? Тебе вспомнились испанские надгробия на кладбище Пер-Лашез, припомнилось, как вы были там с Долорес, и от этих мыслей тебя охватила тоска: люди с либеральным мировоззрением, насильственно изгнанные с родины строем, который, точно неизлечимая болезнь, властвует в твоей одряхлевшей стране, жестоко лишенные родины своими же соотечественниками — теми самыми, которые и для тебя сделали твою родину ненавистной, эти люди лежали там, точно побеги, отсеченные от родного ствола, меж тем как извечные защитники справедливости (справедливости ли?), охранявшие ее силой, жили и процветали, наслаждаясь властью и богатством, лестью и почестями под предлогом того, что они якобы оберегают (так они говорили) единство и нерушимую независимость вашего племени. Аллеи, статуи, церемонии и мавзолеи увековечивали их ненавистную ложь, а торжественные и искупительные мессы обеспечивали им там, за порогом славы земной, вечное блаженство.

В результате пробуждения гражданских чувств в марте 51-го года произошло чудо: люди встряхнулись и вышли из состояния спячки. Айюсо не явился на занятия в знак солидарности с забастовщиками, а Антонио и Энрике в баре спорили с такой страстью, что дело чуть было не кончилось дракой. Альваро, порвав с Серхио, опять погрузился в науку и потому с удовольствием согласился на предложение Рикардо познакомить его с одним адвокатом, старым другом их семьи, который в свое время (сказал Рикардо) был руководителем распущенной ныне партии Каталонского государства.[26]

Квартира была на четвертом этаже, на Рамбла-де-Каталунья: медленный лифт, темная лестница и запахи кухни из-за дверей. В квартире — большая библиотека с книгами по юриспруденции, витрина с инкунабулами и редкими изданиями, японские вазы для цветов, семейные портреты, покрытый пылью гипсовый античный бюст. Ковер был вытерт, и, чтобы скрыть пролысины, кто-то поставил на него огромную медную жаровню. Старуха служанка скрылась за портьерой, и через несколько минут вышел сам адвокат в клетчатом домашнем халате и кожаных домашних туфлях на меху; у него было живое лицо и быстрый взгляд за толстыми стеклами очков. Он направился к Рикардо со сдержанным доброжелательством, точно суровые эти времена, подумалось Альваро, вынуждали его в присутствии незнакомых людей держаться строго, осторожно и осмотрительно.

— Com aneu, miny'o?

— Jo b'e, i vost'e?

— Si no m’hagues sin dit el vostre nom no us hagu'es reconegut. Sou ja tot un home. I els pares?[27]

— Molt b'e, gr`acies. — Альваро привстал, и Рикардо с улыбкою обернулся к нему. — Li presento un company de la Universitat de tota confianca, 'Alvaro Mendiola[28].

— Очень приятно, — сказал Альваро.

Адвокат поздоровался, в упор глядя на него. Несколько секунд все молчали.

— El meu amic no 'es catal'a, — пояснил Рикардо. — La seva familia es asturiana[29].

— Астурия… Мы были там несколько лет назад с женой. И у нее и у меня сохранились чудесные воспоминания.

— Я родился в Барселоне, — сказал Альваро.

Перейти на страницу:

Похожие книги