На шестой месяц после того как мы приехали в Таррасу жена родила девочку но роды были преждевременные ребенок умер а денег у нас на похороны не было сунулись мы туда-сюда но никто нам не помог обращаешься к людям а они и знать тебя не хотят и она три дня лежала у нас в корзине и ничего не было в моей жизни горше где же это видано такое на свете чтобы младенца хоронить в корзине хороша справедливость и достойное отношение к человеку когда ты своего ребенка несешь хоронить как собаку завернул в тряпки положил в корзину ладно сойдет а когда я стал хлопотать и доказывать что какая же это справедливость и не во мне дело а в детях дети-то мои за что страдают и стал просить пусть придут посмотрят ведь совсем крыша прохудилась как на улице живем дождь холод а что толку пришел к нам начальник по санитарному надзору посмотрел видит все как есть правда да ему что у него голова за нас не болит дома небось и свет и тепло и крыша над головой добрая пришел наобещал с три короба только мы его и видели
тогда пошел я на радио и попросил чтоб разрешили мне выступить рассказать про нашу жизнь чтобы люди узнали может найдется какой добрый человек и нам поможет но они говорят по радио выступать дело непростое образование нужно а я не умею по-культурному говорить так что потерпи братец авось как-нибудь устроится и дал мне который там на радио распоряжается пять песет
и вот пошел я обратно в муниципалитет и прошу их придите сделайте такую милость посмотрите ведь заживо там гнием а они мне отвечают что мол занятые они все очень и некогда им со мной возиться а если так уж позарез мне нужно пожалуйста пиши им заявление да еще клей на него гербовых марок на четыре с половиной песеты да почтовых марок сколько положено
а я им толкую я ведь не птичьего молока у вас прошу а только чтоб можно было крышу починить и свет провести чтоб сынишка мой не хворал ведь не выдержит ребенок умрет
и еще целых три года промучились мы в этой халупе а ответа так и не дождались
На миг ты отрываешь глаза от исписанного листка бумаги.
Панорама медленно разворачивается. По обе стороны дороги проплывают холмы, они тянутся друг за другом, голые, изъеденные эрозией, и тебе опять вспоминаются изображения лунных пейзажей; растительность скудеет — вот оно, всевластие солнца! Искрится и поблескивает аспидная грязь канав, блеклая желтизна смоковницы словно просвечивает сквозь белый налет, богатство красок иссякло, сменившись однообразием. Ты в самом сердце Андалузии. Иссушенная солнцем земля. Белые домики деревень жмутся к каменной громаде церкви, они убегают назад, такие же призрачные, как и вознесенные над ними высокие колокольни, минута — и они растворяются в воздухе, словно далекий мираж или внезапная галлюцинация, рожденная больным воображением.