— Я не могу. Откуда было знать, что тут все так сложно? Корабль вернется за мной только через месяц. Я рассчитывал за это время повидать новый мир, заключить сделку с живущими тут людьми. А видишь, как все вышло...
— Ты говоришь, убить киберхага можно, только попав в голову?
— Да.
— А выстрел в сердце не помогает?
— Тебе сложно понять. Стрелять нужно только в голову, иначе зря израсходуешь боеприпасы. Пули не останавливают их. Я видела своими глазами и не раз, они сражаются даже
— Примерно, — уклонился от прямого ответа Вадим.
Ясно ему было лишь одно — он столкнулся с технологией, аналогов которой не знали и не могли предугадать в самых жестоких и пессимистичных прогнозах, относящихся к наследию Галактической войны.
Объективная информация, достаточно скупая, все же не оставляла сомнений, что таинственные «киберхаги» — результат запредельно жестоких, перешагнувших все нормы этики и здравого смысла опытов, проводимых в тайных исследовательских центрах Земного Альянса.
Немершеву казалось, что он попал в иную реальность, а может быть, видит кошмарный сон или смотрит дурной фильм на тему мифического древнего зла, неосторожно разбуженного и вырвавшегося на волю.
Угроза, после сделанного в лесу открытия и последующего общения с Хельгой, внезапно обрела материальные черты, переместившись из области смутных догадок в реальную плоскость.
Здесь, на пространстве недавно открытой колонии, потерянной во времена Великого Исхода, шла жестокая борьба, в которой не просто гибли люди — они сходили с ума, срывались в пучину безумия и ненависти, и только чудо (как теперь казалось Вадиму) спасало остальные планеты от неожиданного вторжения.
Он слишком хорошо понимал, что могут натворить точные копии человека, обладающие заранее запрограммированным навыком взлома имплантов. Как могла возникнуть подобная ситуация? Почему биологические машины, спроектированные три века назад, оказались способны влиять на современные устройства, имплантируемые людям?
Ответ был прост. Война, отбушевавшая на просторах Обитаемого Космоса, довела конструкцию имплантов до той стадии совершенства, что за три столетия после ее завершения люди не сумели придумать ничего более продвинутого, чем схема, которая была разработана военно-промышленным комплексом Альянса.
Сразу после войны никому и в голову не приходило, что нужно менять программы. В Галактике оставалось огромное количество техники военных лет, использование которой было бы немыслимо без посредничества совместимых имплантов. Потом, когда начала возрождаться промышленность, появились новые образцы планетарной и космической техники, ее проектировали с оглядкой на устройства дистанционного доступа и управления, с которыми жили и работали несколько послевоенных поколений.
Конечно, люди не останутся беззащитными. Благодаря инциденту на Элио, меры будут приняты. Существуют дополнительные программные модули, которые устранят обнаруженные «дыры», без радикальной перестройки существующей архитектуры имплантов. Хорошо, если генерал Стангмаер сможет убедительно доказать необходимость такой модернизации, и решение примут на соответственно высоком уровне. Тогда обновление программ можно провести без лишнего шума, в короткие сроки, не поднимая паники, используя сеть Интерстар для передачи и автоматической инсталляции новых программных модулей. Все пройдет быстро и безболезненно, вопрос лишь в том, сколько времени и усилий понадобится для выработки и принятия столь радикального, ответственного решения?
«Рано ты списал себя в запас, капитан. Все не так просто, как виделось. Сунулся, теперь расхлебывай, на полпути уже не остановишься».
...Вадим покосился на Хельгу.
Она задремала. Дорога, проложенная несколько веков назад, ровно стелилась под колеса, «Дизверт» стремительно пожирал километр за километром, приближаясь к самому сердцу колонии — месту исторической посадки транспорта «Саргон», где машинами был возведен так называемый «Цоколь», огромный фундамент для будущего города.
Система спутникового позиционирования указывала, что до города осталось около ста километров.
Хельга вздрогнула и беспокойно заворочалась во сне.
Вадим посмотрел на нее. Жуткая судьба, поведанная языком коротких, но емких фраз, вызывала сострадание, собственные обиды и невзгоды, казавшиеся такими значимыми, вдруг утратили остроту, как будто стушевались на фоне ее откровения...
А сострадал ли он?