— Подготовьте разведывательную группу для внедрения на Саргон. Если Немершев в ближайшие дни не будет найден, начинаем операцию по захвату беглянок своими силами.
— Господин генерал, разрешите вопрос?
— Ну?
— Почему так важен Немершев?
— Этого я тебе не скажу, Андрей Сергеевич, извини. Меньше знаешь — крепче спишь. Только не думай, что он мой протеже.
— Ладно. В таком случае позволите еще пару соображений?
— Давай.
— Я считаю, что есть повод для беспокойства, но непосредственной угрозы все же не существует. Даже если предположить наличие некоего командного центра и существование плана по внедрению на послевоенные планеты диверсионных групп, я не могу ответить на вопрос: почему они начали действовать только сейчас, спустя три века по окончании войны?
— Не знаю, — откровенно ответил Стангмаер. — Есть мысли?
— Есть. Своими действиями на Эрихайме мы разбудили и спровоцировали некую силу. Скорее всего вы правы, это искусственный интеллект. Логично предположить, что существовал особый план на случай уничтожения централизованного командования Альянса. Но я полагаю, что проект не был завершен, формирование пятой колонны только начиналось, когда адмирал Табанов своими действиями разрушил планы машин и сознательно привел Альянс к поражению. Мы должны искать командный центр. Он расположен либо на Эрихайме, либо в границах ближайших систем. Сейчас искусственный интеллект попытается восстановить все фазы проекта и начнет сбор разведывательной информации о существующей послевоенной цивилизации. Это дает нам некоторую фору во времени.
— Мы не можем позволить себе изучать ситуацию в развитии, — мрачно подытожил Стангмаер, выслушав мнение Нефедова. — Это чревато непредвиденными последствиями. Нужно вторично исследовать Эрихайм, одновременно продолжая поиск ускользнувших от нас киборгов. Группу на Саргон подготовить и отправить в течение ближайших дней. Все, Андрей Сергеевич, исполняй. Доложишь по готовности, а я буду думать, как нам развязать этот узел...
Вадим приходил в себя медленно.
Сознание как будто по миллиметру выкарабкивалось из бездны небытия, он не слышал звуков, не воспринимал света, лишь мысли, тяжелые, тягучие, непоследовательные, давали ему понять, что организм борется, возвращая себе право мыслить, двигаться, осязать, видеть...
Слишком тяжелые последствия для удара по голове...
Рассудок пытался связать ткань непрерывности если не ощущений, то мыслей, и постепенно ему это удалось.
Вадим вспомнил свое прибытие на Зороастру, задание, танец с Лори, даже имя ее подруги, услышанное вскользь.
Лори и Эльза.
Почему он сейчас думал о них? Потому что их образы связаны с последними мыслями перед черным провалом беспамятства? Потому что они — его
Нет. Он думал о них в поисках ответа — кто нанес ему неожиданный, оглушающий, явно профессиональный удар?
Это была не Лори и не Эльза. Сделанный вывод основывался на конкретном знании — будь за его спиной кто-то из девушек, он бы обязательно зафиксировал излучение импланта, обернулся бы несколькими секундами ранее и предотвратил удар.
Тот, кто прокрался в номер, не был имплантирован!..
Вадим испытал некоторое облегчение, хотя в его неопределенном положении глупо и неправильно было цепляться за чувства — какая разница сейчас, кто это сделал, вопрос в другом: где я, чего от меня хотят и как отсюда выбраться?
Не в силах управлять собственным телом, он сосредоточился на мыслях, и это помогло, в какой-то момент барьер окружающей его черноты начал распадаться, возвращалось сенсорное восприятие мира, мрак превратился в сумрак, до слуха начали долетать первые звуки, безошибочно идентифицированные рассудком, как характерные шумы от работы разнообразных комплексов аппаратуры.
Спустя некоторое время ему удалось чуть приоткрыть глаза.
Он уже вполне владел собственным сознанием и действовал крайне осторожно — в помещении могли находиться посторонние, которым нельзя выдать свое возвращение в мир.
Его плотно смеженные веки едва заметно дрогнули, позволяя взгляду проникнуть через ресницы.
Так и есть. Похоже на больничную палату. Вокруг блоки аппаратуры поддержания жизни, плюс терминалы неизвестного предназначения. У изголовья, вне поля зрения, тихо и равномерно попискивает невидимый прибор.
Я пациент или пленник?
Он слегка напряг мышцы и тут же получил ответ: лодыжки, запястья и грудь были не просто зафиксированы — скованы специальными захватами.
Возможно, это лишь мера предосторожности?
Нет. Придется исходить из наихудшего варианта.
Имплант.
Отклик пришел немедленно. Устройство работало и находилось под контролем рассудка.
Если я пленник, почему такая беспечность со стороны охраны? Уверены, что введенные препараты гарантируют бессознательное состояние?