Особое задание

Розыски продолжались не один месяц, материалы не раз складывались на полку с резолюцией: «Подлежит дорасследованию» — и вновь извлекались на свет. Этим делом непосредственно занимался один из руководителей петроградских чекистов того времени, Александр Иосифович Кауль; кроме Кауля в группу розыска входили начальник отделения Александр Солоницын, ранее служивший на границе, — толковый, сметливый и настойчивый в своих действиях сотрудник; автор этих строк, следователь отдела, и сотрудник для поручений Сергеев, в прошлом молотобоец патронного завода, редкая физическая сила которого не раз выручала нас. Розыск постоянно контролировали соратники Ф. Э. Дзержинского по ВЧК—ОГПУ Артур Христианович Артузов и Роман Александрович Пилляр. Именно они первыми высказали предположение, что Никитин, загнанный в глубокое подполье, будет ждать удобного момента, чтобы сколотить вначале крупную бандитскую шайку и с ее помощью возобновить террористические акты, а затем связаться с агентами иностранных разведок.

О Никитине мы знали немного. Неясно, во-первых, было — кличка это его или фамилия. По сведениям дела «Петроградской боевой организации», человек, называвший себя Никитиным, был уроженцем Псковской губернии, рано потерял отца и хвастал, что его приемный отец — владелец мастерской и торговец — научил приемного сына добывать деньги. Как позднее выяснилось, он не брезговал даже мелкими кражами.

Товарищи, занимавшиеся поисками Никитина до мая 1922 года, знали от Орловского, что касса террористической секции к моменту его ареста опустела, а оружие в основном конфисковано. Оставшийся без связей с зарубежными финансистами заговора и без средств, Никитин будет вынужден искать и то и другое. Кто-то из чекистов полушутя-полусерьезно сказал, что Никитин может нажиться на спекуляции самогоном, и об этой возможности мы предупредили угрозыск. Вот почему работники милиции произвели тщательный обыск в квартире самогонщиков по Малоохтинскому проспекту.

Найденные в печке бумаги оказались дневниковыми записями скрывшегося Алексеева. Внимательно прочитав дневник, мы пришли к выводу, что его автор — участник «Петроградской боевой организации», совершивший не один налет и не одно убийство. Автор дневника описывал, что им заинтересовался сосед по дому, некто О., и как долго длился «испытательный период».

После опубликования сообщения ВЧК о ликвидации заговора «боевой организации» Алексеев записал:

«Теперь мыслю такую вещь: буду бить, стрелять мерзавцев, не дающих мне жизни, взрывать, жечь их склады, заводы, пусть народ остервенится наконец, если на него нельзя было подействовать агитацией, пропагандой, если он не хочет открыть глаза на истинное положение вещей, то пусть он пеняет на себя. Его заставят другим путем выйти на улицу и сбросить проклятых большевиков».

Эти и другие записи в дневнике дали возможность уверенно предположить, что автор его и разыскиваемый нами Никитин — одно и то же лицо.

Разработанный план розыска Никитина (будем называть его этим именем) был признан не самым оперативным, но зато достаточно надежным. Предполагалось вести розыски в трех направлениях. Прежде всего, установить наблюдение за хозяйкой квартиры, где нашли приют самогонщики, и изучить ее связи и знакомства. Одновременно попытаться определить по записям дневника «географию» действий Никитина, чтобы разыскать его бывших сообщников. Наконец, связаться с наиболее сознательными матросами минноподрывного дивизиона, часть командного состава которого снабжала террористическую секцию Орловского фальшивыми документами, и попытаться через матросов выяснить возможное местопребывание террориста.

Начали с хозяйки квартиры. Предстояло выяснить степень ее участия в деле, но так, чтобы не спугнуть ее: Никитин не должен был знать, что его ищут. Нашелся и благовидный предлог для посещения хозяйки. Печка, в которой обнаружили дневник и ручную гранату, оказалась развороченной, и один из нас стал печником, другой — подносчиком кирпича и глины.

Хозяйка держалась настороженно, на наши вопросы не отвечала, и, только когда мы между собой с возмущением заговорили о рабочих людях, предоставляющих убежище самогонщикам, она в замешательстве выпалила: «А ежели человек без крыши?..» Но тут же замолчала и больше не проронила ни слова.

Милиции она сообщила, что раньше Алексеева (Никитина) не знала, он попросился «угловым жильцом», ночевал несколько раз, платил хорошо, а деньги для нее никогда не лишние (она работала сторожем трамвайного парка). Дальше расспрашивать ее было рискованно.