Читаем Особое задание полностью

Очередь медленно продвигалась. Карасев, отойдя за угол, продолжал наблюдать за моряком. Когда подошла его очередь, он на мгновение задержался у двери поста, взглянул в сторону. Около вокзала стоял мужчина в железнодорожной форме. Карасев успел заметить, как он ободряюще кивнул моряку.

«Напарник, видно», — подумал Карасев и через другой вход вошел ко мне.

Выслушав Карасева, я предупредил дежурного Козлова, сидевшего в соседней комнате за столом пропусков.

Вошел моряк.

— Предъявите документы, — потребовал Козлов.

— Есть предъявить документы! — по-военному четко отрапортовал моряк.

Козлов взглянул на него.

— Цивильный, а, как служака, тянешься, — сказал он.

— Пять лет перед их высокоблагородием на флоте тянулся, — отозвался моряк.

Я обратил внимание, что держится он как-то не совсем естественно, в голосе звучат наигранно бодрые нотки.

Козлов внимательно прочитал документ и передал его мне. Это было отпускное свидетельство военно-кооперативной организации Кронштадтской крепости.

— Откуда следуете? — спросил я.

— Из Кронштадта, — быстро выпалил моряк.

— А по какой надобности хотите ехать в погранзону?

— По надобности служебной.

— Интересно, — протянул я. — Судя по документам, вам надо ехать в совершенно противоположную сторону.

— Как так в противоположную?

— Очень просто. Здесь черным по белому написано: «Предоставлен кратковременный отпуск…»

— Отпуск?! — моряк в ужасе уставился на меня.

— Так точно, отпуск. И далее сказано:, «…сроком до 20 сентября». А сегодня уже 21-е, и вам надо быть в Кронштадте.

Матрос зверем оглянулся и ринулся к дверям. Но на пути его встал Козлов.

Преступника подвели нервы. Готовясь к встрече с чекистами, он отложил нужный документ в один карман, а остальные — в другой. И все время ощупывал карманы, чтобы не ошибиться. Но, волнуясь, все перепутал.

Задержанного провели в мою комнату. Здесь находился работник киевской речной гавани, пришедший сюда по делам. Увидев моряка, он отозвал меня в сторону и тихо сказал:

— Я этого типа сегодня утром на пристани видел. С ним еще какой-то железнодорожник был.

— Железнодорожник? — заинтересовался я, вспомнив доклад Карасева. — Очень хорошо.

Я послал сотрудников поискать железнодорожника. Во главе с Карасевым они прочесали вокзал, площадь, прилегающие улицы, но железнодорожника того нигде не оказалось.

Тем временем моряка подвергли тщательному обыску. В правом кармане бушлата обнаружили командировочное предписание на ту же фамилию и еще на двух лиц. Кроме того, из-под подкладки фуражки изъяли чистые бланки с угловым штампом и круглой печатью.

— Запасливый, — улыбнулся Козлов.

Мы приступили к предварительному допросу.

— Так вы в отпуске или в командировке? — спросил я.

— В отпуске был раньше, а теперь в командировке, — изворачивался матрос.

— К южной границе?

— Да, на юг.

— С каким заданием?

— Скот заготовлять.

— Понятно. А где же ваш напарник?

— Какой напарник? — пожал плечами моряк. — Нет у меня никакого напарника. Я один.

— Один? А… железнодорожник?

Матрос растерянно молчал.

— Не хотите говорить, не надо. Запросим Кронштадт. Нам это недолго. А пока отправим вас в ЧК.

— Не надо в ЧК, — взмолился матрос.

…В 6 часов вечера группа оперативных работников вместе с задержанным отправилась по железнодорожным путям к товарной станции. Около одного из домов моряк остановился.

— Здесь, — показал он, — на втором этаже.

— Что-то он темнит, — с сомнением проговорил Карасев. — Тут Иван Степанович живет, я его хорошо знаю — потомственный железнодорожник. Он с такими подонками якшаться не станет.

— А мы у него комнату на несколько дней сняли, — пояснил моряк.

Оставив двух чекистов на улице, мы поднялись на второй этаж.

— Стучись, — сказал я Карасеву.

Дверь открыл Иван Степанович. Узнав Карасева, он молча отступил в сторону, пропуская нас в квартиру.

— Где квартирант? — тихо спросил Карасев.

— Там, — показал хозяин на дверь соседней комнаты.

Карасев молча взглянул на меня, я кивнул. Чекист, вынув наган, решительно шагнул к двери и распахнул ее. Прижавшись к стене, около открытого окна стоял «железнодорожник».

— Руки вверх! — приказал Карасев.

С улицы донесся тихий свист. Я высунулся в окно. Там стоял чекист.

— В чем дело?

— Из окна револьвер выброшен.

Обыск задержанного и помещения ничего не дал.

— А где же третий?

— Какой третий?

— В командировочном предписании трое значатся.

— Трое их тут и остановилось, — подтвердил хозяин.

— Где третий? — спросил Карасев.

— Нет тут никого больше, — сказал «железнодорожник».

— Оставим засаду, — предложил я. И тут же предостерегающе поднял руку, призывая к молчанию.

Мы прислушались — с чердака донесся какой-то шорох.

— Ход из квартиры на чердак есть? — спросил я хозяина.

— Нет, — покачал тот головой, — со двора лестница ведет.

— А ну, быстро, пошли.

Оставив с «железнодорожником» двух работников, мы вышли на улицу.

— Ясно, — сказал я, осмотрев стену дома. — Из окна по карнизу до лестницы, а по ней на чердак.

Карасев, не дожидаясь моих указаний, быстро стал подниматься по лестнице.

Когда он протянул руку к дверце чердака, чтобы открыть ее, прогремел выстрел. Карасев пригнулся и спустился на землю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука