Одри погрузилась в восхитительно успокаивающую, тёплую, ароматную воду и подумала, как всё же легко привыкнуть к роскоши. Адаптация же к более низкому жизненному стандарту требует от человека затраты сил.
Она слышала шум душа в соседней ванной и баритон Бойда, фальшиво напевающего что-то под душем. Это порождало какую-то интимную атмосферу, которая действовала ей на нервы, хотя она улыбалась, слушая его пение. Как певец он не поражал воображение – хотя его голос звучал сильно, ярко и уверенно, под стать своему хозяину. И что такого в шуме воды, что любого мужчину тянет петь? Она вспомнила, что стоило её отцу встать под душ, как он сразу же превращался в Паваротти – правда, несколько сомнительного пошиба.
Она опомнилась – она не хотела вспоминать об отце.
Пение в соседнем душе смолкло. Одри представила себе, как Бойд потянулся за полотенцем, провёл им по своим мощным плечам, затем по спине, бёдрам… Его грудь была, наверное, такой же гладкой и загорелой, как и его руки. На груди тёмные волосы, которые узкой полоской сбегают вниз, к животу…
Краска бросилась ей в лицо. Она схватила мочалку, намылила её и стала ею энергично тереться, прогоняя внутреннее волнение. Как она только могла хотя бы на минутку подумать о Бойде как о мужчине? Их пути пересеклись всего лишь на короткое время, и она знала, что любая женщина, которая была бы достаточно неразумна, чтобы связаться с ним эмоционально, будет сожалеть об этом всю жизнь.
О господи, я ведь даже не знаю, свободен ли он!
Она сидела в ванне, пока не остыла вода. Затем она вытерлась, завернулась в полотенце на манер саронга, наложила макияж и отправилась в спальню, чтобы одеться. Она выбрала розовое лёгкое платье – очень красивое, с тонкими бретельками и широким шар-фом, завязанным в бант. Платье, которое она не надевала несколько лет. Она снова закрутила волосы в узел, надела плоские сандалии и, мимолётно глянув на своё отражение в зеркале, покинула спальню и вернулась назад в гостиную.
Пока она отсутствовала, кто-то из персонала ночной смены принёс поднос с фруктами и сыром. Одри как раз ела киви, когда она ощутила в воздухе тот дурманящий мужской аромат, который у неё уже стал ассоциироваться с Бойдом. Она обернулась и уткнулась взглядом в его широкую грудь. Сейчас, когда на ней уже не было туфель с пятисантиметровыми каблуками, она ощутила себя рядом с ним Дюймовочкой.
– Какая вы красивая, – сказал он. – Этот цвет вам очень идёт.
– Спасибо.
– Выпьем чего-нибудь?
– С удовольствием. Бокал вина.
– Всего лишь вина? Не хотите ли чего-нибудь покрепче?
– Нет, спасибо. Я не привыкла к крепким напиткам.
Пока Бойд наполнял бокалы, Одри присела на софу стала его разглядывать. Он надел серую рубашку с широким воротником и тёмно-серые брюки. Эта одежда выгодно подчёркивала его фигуру и по-особому оттеняла дымчатый оттенок его глаз. Его волосы были влажными после душа и поэтому сильнее вились, особенно на затылке. Одри в своей жизни не встречала более привлекательного мужчины, чем Бойд Б. Бенедикт.
Он принёс бокалы с напитками и уселся рядом с ней на софу.
– Вы не пьёте по медицинским или же по моральным соображениям?
– Ни то ни другое. Вино ведь тоже алкоголь. В колледже я пила достаточно. Пивные пирушки и всё такое. Но, честно говоря, спиртное дорого, а мы, работающие женщины, должны аккуратно расходовать свои деньги, заработанные тяжким трудом.
Бойд пригубил свой бокал и попытался не таращиться на Одри так явно. Она как-то не соответствовала его представлению о работающей женщине, дважды проворачивающей каждый доллар. К примеру, платье. Оно выглядело дорого, и он не мог себе представить, чтобы женщина, которая не могла позволить себе покупать алкоголь, потратила бы двести долларов на такое платье. Работающие женщины покупают практичную одежду, которую можно будет носить в различных случаях.
Ты недоверчивый ублюдок, подумал он про себя. Это платье отлично подошло бы к полинезийскому буфету у бассейна. Вероятно, она и должна надевать нечто подобное на всякие мероприятия в отеле. Её требования к одежде отличаются, конечно же, от требований какой-нибудь секретарши или бухгалтерши.
– Ну, наверное, это очень хорошо, что вы не увлекаетесь алкоголем, – сказал он. Когда мне было девятнадцать–двадцать, алкоголь воспринимался как символ свободы.
– Что вы имеете ввиду?
– Я тогда работал на ранчо – разумеется, во время каникул – и очень стремился стать своим среди настоящих ковбоев, среди профи. Это означало по выходным ездить в город, накачиваться пивом и в конце концов впутываться в … хм… в стычки.
– В драки? Бог мой, но почему?
– Не спрашивайте меня, – ответил он, лениво улыбаясь. – Вероятно, мы думали, что от нас только этого ждут. Это входило в образ ковбоя. И бывало, между прочим, довольно утомительно.
– И… с кем вы дрались?
Он ответил с очаровательной ухмылкой:
– С каждым, кого мы не знали!
Одри рассмеялась. Бойд влил в себя большой глоток своего коктейля, она пригубила вина. Затем он повернулся к ней с улыбкой, которая могла бы растопить айсберг.