Особо охраняемый объект

Жаркое египетское солнце было готово превратить песок в жидкое стекло. По дорожкам без обуви не пройти – спалишь ступни. Об этом и многом другом хотелось рассказать Дикарке. Кому – все равно. Красину, Ленарту, Полякову. Поделиться с ними знакомым с детства состоянием: вокруг люди, а тебе одиноко. Как надоела пища, приготовленная одним из лучших поваров Хургады, и хочется отведать «уличного» хот-дога, запив его колой.

– Да, Тамира, – ответил Матвеев, прочитав на дисплее мобильника имя абонента.

– Я позвонила Красину и назначила время операции. Анвар уезжает завтра в Сирию, у него какие-то дела в Дамаске. По его словам, он готовит там юбилей – шестнадцатилетие… женщины. Странное сочетание, но я не знаю, как это объяснить. Сам юбилей назначен на 11 сентября. Подробности мне неизвестны. Анвара не будет три дня. Мое мнение – не стоит затягивать с операцией и переносить ее на крайний срок.

– Ясно. Что ответил Красин?

– Дословно: принято, действуем по плану.

– Пока не поздно, можно бросить все к черту. Если ты не уверена, выходи из игры. И время удобное. Сколько, говоришь, Анвар пробудет в Сирии?

– Три дня. Мое мнение – надо продолжать операцию. Жалко бросать, столько работы проделано.

– Хорошо. Ты предупредила Михея?

– Только собираюсь.

– Не откладывай. Удачи тебе.

– Вам тоже.

Тамира набрала номер Наймушина:

– Привет, красавчик. От Красина поступило добро на проведение операции завтра. Будь готов действовать по нашему плану.

– Понял. Еще что-то?

– А ты что, занят? Кувыркаешься с телкой? Когда закончишь, положи на мой счет деньги. Чертов роуминг прожорлив, как акула.

2

«…Эксклюзивная методика установления биологического родства, которая включает анализ различных участков ДНК, со стопроцентной вероятностью исключает биологическое родство между людьми, чьи образцы были подписаны как „А“ и „С“.

Как и Мабрук часами ранее, Анвар Эбель жег глазами именно эти строки.

А и С.

Это память, которую он намеренно заложил в шифр компьютера, куда только можно, и вот кто-то испоганил его память.

Эбель трепетно относился к восточной поговорке «Гонца, принесшего плохую новость, убивают».

– Подожди меня здесь, мой друг, – предложил он своему лечащему врачу. И когда зашел ему за спину, вдруг с неприязнью подумал о том, что Мабрук все эти годы только прикидывался другом семьи, лечащим врачом. И когда Эбель обрел наконец семью, тот превратился во врага, разом оборвал все родственные связи с девушкой. А мог бы он ради уважения, ради дружбы, ради других высших идеалов, ради любви скрыть эту тайну? Нет, не скрыть ее, а прекратить рыться в грязном белье. Какую цель он преследовал? Только не ту, которую хотел показать сейчас. Он разрушил счастье, и что пришел просить за это? Этого-то Анвар как раз и не знал. Но он увидел не только гонца, принесшего плохую весть, он увидел врага.

Анвар тихо отошел к стене, где среди разнообразного холодного оружия в деревянных ножнах, обтянутых кожей, крепился ятаган.

Это было старинное и редкое оружие. Турецкий ятаган имел двояковыгнутый клинок, обратный у основания и сабельный у острия. Анвар снял его с ковра, мгновение подержал в ножнах, затем освободил из них холодное оружие, ножны положил на стул.

Его пальцы словно обняли рукоять, которая у головки имела расширение для упора кисти руки. Эбель взял ятаган обратным хватом, как обычный нож, перебрал пальцами на костяном эфесе, словно держал в руках уникальный инструмент и привыкал к нему перед игрой.

Он подошел к Мабруку, который словно специально наклонил голову, рассматривая свои длинные пальцы.

Анвар походил на матадора, наносящего быку смертельный удар. Одним точным выверенным ударом он вонзил клинок между шейными позвонками врача, разъединяя их. Этот удар будто отрепетировал в детстве на соломенном чучеле быка, а вот применить его на ком-то живом пришлось только сейчас.

Ятаган был идеальным орудием убийства. Он не просто разъединил позвонки; его искривленное лезвие не позволило остаться нетронутым хотя бы одному нерву, одному его отростку…

Длиной больше шестидесяти сантиметров, клинок полностью вошел в шею Мабруку и торчал сейчас из его горла окровавленный, словно прошедший окончательную закалку. Только «уши», расширение для упора, не позволили Анвару пригвоздить предателя к полу.

Предатель.

Он считал Мабрука предателем.

Он мертв, а на душе тяжесть.

Тяжесть в теле, в руках. Анвар хотел было вытащить турецкое оружие из раны, но не смог этого сделать, словно двояковыгнутый клинок имел еще и зубья, вгрызшиеся в позвоночник. Анвар отпустил рукоятку ятагана и отошел от тела… Отступил от медленно расползающейся под доктором лужи.

Садык лишь на мгновение приковал взгляд к мертвому доктору. В ожидании дальнейших приказов он стоял в двух шагах от хозяина.

– Закопайте эту дрянь в самом вонючем месте на побережье.

– Слушаюсь.