Особняк

Воронцов машинально согласился. Выпил. Глаза у него заблестели. Еще не до конца, но уже почувствовал "старый коммунист", как сползает с него прежняя кожа, а нежная новая ощущает холодок летней ночи. Теперь он был уязвим, но жаждал новых открытий в области незнакомой биографии семьи. Об одном жалел - не было рядом Тамары. Вот удивилась бы.

Краузе снова вооружился лупой. Среди разбросанных по столу открыток он заметил отдельную пачечку из пяти штук, скрепленную ниткой. Разрезал и рассмотрел штемпели. Откинулся в кресле.

- Что? - обеспокоился Воронцов.

- Вот эти, - Краузе указал на открытки, - датированы летом девятьсот четырнадцатого года, то есть еще до Первой мировой. Вот эти - до семнадцатого года.

- И что это значит?

- Это значит, что отправители находились к моменту начала войны в Ницце и, по-видимому, не захотели или не смогли вернуться в Россию, а потом разразилась революция, что также повлияло на их решение.

- И что, они до сих по там?

- Ну сами-то едва ли, а вот потомки, если они есть, вполне возможно.

- И их можно отыскать? Краузе кивнул.

- Давай-ка еще по рюмочке, - разошелся Дым Дымыч.

- Мне уже хватит, а ты пей. Я, честно говоря, уже устал. Годы...

- О чем речь... Я пошел. Всего хорошего. Доброй ночи.

Дым Дымыч ушел к себе, от волнения забыв забрать открытки. Ушел, чтобы окончательно не спать.

Часы на столе Краузе показывали 4.25. Небо было как подсиненное молоко.

Глава 24

То, что теперь по-новомодному величают спектаклем, Агеевы по старинке называли представлением. Елена благополучно добралась до дома и застала Вячеслава и Сашеньку за не совсем обычным занятием. Было уже довольно поздно, и по распорядку Сашенька давно должна видеть третий сон, между тем оба, отец и дочь, сидели за столом, сдвинув на угол посуду после вечернего чаепития. Сдвинули, а не помыли и не поставили на место.

Елена не стала разводить бодягу и ругаться по мелочам. Слишком устала. К тому же, обладая чисто женской интуицией и тактом, поняла: если посуда немыта и дочь не спит, значит, случилось нечто из ряда вон. Она вспомнила, почему сегодня Вячеслав не вышел встречать ее к метро. Совещание.

Лена молча собрала чашки и розетки из-под варенья и пошла на кухню. Забравшись на специальную приступку, пустила горячую воду.

- Ну не злись. Оставь. Завтра помоем. Я тебе все расскажу, - явился следом муж.

- Мам, мы нисколечко не виноваты, а я совсем не хочу спать, поддержала отца дочь.

- Не собираюсь устраивать тараканам праздник. Варенье им подавай. Шиш им, а не варенье, - ворчала Елена, протирая розетки.

Отец и дочь поняли, что грозы не будет. Если гнев вылился на тараканов, значит, о несоблюдении режима дня разговор уже не зайдет. Пронесло. Сам Агеев только номинально считался главой семьи, хотя все внешние признаки соблюдались. Мать и дочь советовались с ним по каждому вопросу вплоть до семейного бюджета, но сам бюджет, вернее, ту его часть, что Вячеслав зарабатывал, он видел только минуту-две около кассы. Впрочем, ему так было удобнее. И это всех устраивало.

Прямо на кухне, пока жена мыла посуду, Агеев рассказал ей в лицах все, о чем говорилось на совещании.

- Вряд ли у кого из соседей найдется такой родственник, чтобы поразить воображение чиновников - вздохнула Лена.

- Вот мы и решили порыться в семейных архивах. Чем черт не шутит. И знаешь, увлеклись.

Потом все сели на диван. Саша в центре, оба родителя по бокам. Саша листала альбом, они комментировали. Начали по-арабски - с конца. На цветных фотографиях в основном была Сашенька. Дальше пошли черно-белые, сделанные еще до ее появления на свет. Здесь были снимки, привезенные с гастролей: кроме непосредственно костюмированного номера был запечатлен быт общежитии - общие кухни с пеленками и множеством плит, веселые компании в битком набитых комнатах, фургоны, фуры, львы в лесу средней полосы, слон, используемый в качестве рукомойника... Постепенно старшие Агеевы забыли о присутствии дочери и спорили по каждому поводу, из-за каждой детали.

- Мам, пап, а как вы познакомились? - напомнила о себе Саша.

- О... Это было в Костроме. Какой-то идиот из Госцирка, расписывая гастрольный план, намудрил - ив одном городе собрались два цирка и зверинец.

- Но все равно были аншлаги, - добавила Лена. - Да. На нас ходили.

- И на нас ходили. И даже больше, чем на вас. Мы все-таки марка Москва.

- Ой, ой, ой, можно подумать! Приехали третьим составом, - фыркнула Лена.

- Это я третий состав? - Вячеслав даже задохнулся. - Если хочешь знать, в зверинец ходило больше публики, чем к вам...

Александра знала эту привычку родителей препираться по поводу того, чей цирк лучше.