Особист

Ну, а дальше, что говорится, понеслась. Выяснилось, в 1944 году член военного совета ВВС Шиманов и начальник главного управления заказов ВВС Селезнев побывали на предприятии, где оказалось забраковано порядка ста единиц «Як-9у». Сто штук! Количество впечатляющее. И по-хорошему, о проблеме надо было немедленно доложить. Однако, несмотря на такой итог проверки, командующий ВВС Новиков дал добро на продолжение выпуска проблемного самолета. Сознательно. Почти половина машин, отправленных в военный части, оказались не готовы к полноценному использованию.

Подобные факты сотрудники «смерш», которые работали под руководством Абакумова, выявили применимо к еще одному самолету. Истребителю «Як-3». Большое количество единиц техники этой модели попадали в аварии, причиной которых оказались задиры верхнего сегмента обшивки крыла при передвижении на высоких скоростях. Аналогичную проблему выявили у штурмовиков «Ил-2». Слабым местом этих самолетов оказались стыковые узлы. Были зафиксированы факты, когда во время полета отваливались крылья, что приводило к неминуемой гибели летчиков. В общем, ситуация получалась «аховая». Особенно на фоне того, что о всех этих проблемах не было сказано ни слова теми, кто, как бы, должен был данными обстоятельствами озадачиться.

Следствие было уверено, что подсудимые по делу авиаторов сознательно искажали информацию о происшествиях, имевших трагические последствия. Причины большинства нештатных ситуаций интерпретировались как ошибки летчиков и их недостаточный профессионализм. Разбирательство получило такой размах, что пострадавшим в деле авиаторов оказался даже сам Маленков, курировавший во время войны данное направление в деятельности наркомата авиапрома.

Казалось бы, все ясно. И, в принципе, даже понятно. В тех условиях, которые имелись, самолеты были нужны и важны. Шла война так-то. Может, руководство ВВС понадеялось на наше обычное русское «авось». Типа, пронесет. Как-то само уладится. Хотя, как? Представить не могу. Максим Сергеевич тоже, кстати, не мог и искренне считал, все получили по заслугам. Я его мнение никак не оценивал, потому что оно не было моим. А думать может кто угодно и что угодно. Я сам своими глазами ничего не видел. Но вот зачем надо было скрывать то, что в любом случае выплыло бы, не понимал.

Может, тупо побоялись. Не знаю. Не для кого не являлось секретом, что, опять же, в то время не сильно стали бы разбираться, почему нет нужного количества летной техники. Головы поснимали бы, да и все. Причем, скорее всего, даже не в переносном смысле.

Особо это было актуально на фоне постановления Государственного комитета обороны, имевшего место быть в 1941 году. Ввиду того, что нарком авиационной промышленности стал работать из рук вон плохо, провалил все планы производства и выдачи самолётов и моторов, и таким образом подвёл страну и Красную Армию, Государственный комитет обороны решил поставить Наркомат авиационной промышленности под контроль Берия и Маленкова. Обязать этих товарищей принять все необходимые срочные меры для развёртывания производства самолётов. А так же, обязать наркома авиационной промышленности и его заместителей беспрекословно выполнять все указания Берия и Маленкова. То есть по сути, стояли за спиной, дышали в затылок. Торопили. Мол, надо, надо, надо…

Был еще один момент, который мог повлиять на ситуацию. Во время приема Черчилля в Кремле, вождь подвел его к Шахурину.

— Вот наш нарком авиационной промышленности, он отвечает за обеспечение фронта боевыми самолётами, и, если он этого не сделает, мы его повесим…

Максим Сергеевич знал эту историю благодаря тому, что по своим причинам, гораздо позже, спустя почти двадцать лет, получил доступ к материалам того дела и видел некоторые документы, включая запись допроса наркома, лично. Фраза содержательная. Возможно, Шахурин реально боялся. Мне судить сложно. Я в данном случае могу лишь отталкиваться от информации, имевшейся в голове Максима Сергеевича.

Но помимо данных, очевидных вещей, имелось еще кое-что. В авиационном деле незримо присутствовала фигура заместителя наркома Шахурина — того самого авиаконструктора Александра Яковлева. Его конструкторское бюро выпустило более двухсот модификаций летательных аппаратов, половина из которых серийные. Яковлева считали любимцем вождя и в целом непростым человеком с большими амбициями. И вот, как раз насчет амбиций, Максим Сергеевич был согласен. Их у Яковлева — выше крыши. Тем более, Яковлев имел немало разногласий с двумя основными участниками авиационного дела — Новиковым и Шахуриным.

В основном противоречия были связаны с активным продвижением своего конструкторского бюро Яковлевым. На этом фоне он неоднократно критиковал нежелание оппонентов развивать реактивное самолетостроение. Он предлагал свою модель реактивного аппарата, а Шахурин поддерживал идею копирования разработок у немцев с целью экономии времени и денег. В общем, столкнулись интересы двух далеко не последних людей.