Особь

В онемевшем от свалившегося ужаса мозге отчетливо раздался оглушительный металлический удар, тяжелый и дребезжащий, с хрустом и звоном разлетающегося стекла. А затем наступила тишина – страшная и гнетущая.

– Ну, вот и все… – прошептал отец, не в силах еще осмыслить свалившуюся на него потерю.

Осознание, как это часто бывает, пришло лишь спустя несколько дней. Все это время мужчина безвыходно просидел дома. Отключив телефоны, он тупо смотрел в стену, вспоминая, как лет двадцать назад водил свою девочку в Парк культуры и отдыха, как она каталась на карусели под балдахином, как развевались на ветру ее белые банты, а он умильно смотрел на нее, не скрывая отцовской гордости.

В баре стояла початая невесть когда бутыль водки, в холодильнике еще лежала какая-то еда. Александр Иванович попытался было прогнать депрессию алкоголем, хотя выпивать никогда не любил. Он пил, рассматривал детские фотографии дочери, рыдал, проклинал всех и вся, затем опять пил, затем тупо смотрел в стену… С выпивкой незаметно утекли целые сутки, и несчастный отец засыпал тревожным сном, схватывался, дико орал во сне, вновь засыпал… Водка, однако, не помогала: тоска сдавливала мозг безжалостными пальцами душегуба, и на следующий день он чувствовал себя еще хуже, чем вчера. Но не только из-за абстинентного синдрома.

На третье утро после страшной новости его разбудил странный звук: скребущийся, шершавый, агрессивный, словно бы доносившийся из недр железного бункера. Сперва Александр Иванович подумал о галлюцинациях и нервных расстройствах, однако звук повторялся с угрожающей ритмичностью, и теперь на него, словно на металлическую спицу, нанизывался едкий пронзительный писк, словно усиленный фонящим микрофоном. Патологоанатом встревоженно осмотрел квартиру, пока не обратил внимание на металлическую канистру в прихожей. Там сидела та самая, пойманная на Промзоне Rattus Pushtunus, о которой он за эти дни совершенно позабыл.

Удивительно, но афганская крыса, просидевшая в запертом металлическом контейнере, куда почти не проникал воздух, почти трое суток, не только не издохла, но была способна напомнить о себе.

Александр Иванович хотел было выкинуть канистру с омерзительным грызуном в мусорный бак. Он уже открыл наружную дверь, но что-то удержало его от этого решения. Безумная мысль, зародившаяся еще несколько дней назад за столом, заставленным пробирками со срезами трупных тканей, теперь округлилась, почти оформившись в окончательное решение.

– А чего мне теперь, собственно, терять? – спросил сам у себя патологоанатом. – За что еще цепляться?

Терять было совершенно нечего и цепляться тоже не за что. Ему уже за сорок, и его рак гортани неоперабелен. Единственный действительно близкий человек погиб; жизнь, считай, кончена, и смысла в дальнейшем канареечном прозябании не видно. По крайней мере, жить с мыслью о безвозвратности потери дочери ему ни к чему. Как знать, может быть, укус мерзкого грызуна приведет не только к полному исцелению опухоли? Может, он атрофирует тот участок мозга, который отвечает за память о близких?!

– Так почему бы мне не попробовать… – прошептал Александр Иванович и медленно отщелкнул крышку канистры…

Это был первый и единственный случай, когда человек добровольно инфицировался страшным вирусом. Сунув палец в канистру, мужчина тотчас же ощутил, как в него впились острые зубы. Он инстинктивно отдернул руку, обработал рану йодом и отнес уже ненужную металлическую емкость с грызуном на мусорку.

– Будем считать, что инъекция от рака… и всего остального прошла успешно, – резюмировал патологоанатом.

На следующий день клиническая картина выглядела так же, как и у всех жертв гнусной твари. Сперва – легкий озноб и общее недомогание, небольшое зудение ранки, повышение температуры до 37,5. Ранка от зубов немного загноилась и спустя какие-то сутки почти полностью зарубцевалась. Температура нормализовалась безо всяких жаропонижающих, и вскоре организм вернулся к прежнему состоянию. Где-то через двое суток ни один симптом не свидетельствовал об укусе Rattus Pushtunus.

Все это время прозектор, отключив телефоны, по-прежнему сидел дома, фиксируя малейшие изменения своего состояния.

Ситуация в Южном округе накалялась не по дням, а по часам. Ходить на работу теперь не имело никакого смысла: на улицах творились невообразимые бесчинства, стрельба и взрывы за какие-то несколько дней превратились в рутину, даже трупы – и те почти перестали прибирать. К счастью, продуктами он предусмотрительно запасся заранее. Охотничье ружье, хранившееся в напольном сейфе, давало неплохие шансы для самообороны от многочисленных уличных громил. А главное, онкологический диспансер с рентген-кабинетом еще каким-то чудом работал в соседнем доме, и до него можно было добраться короткими перебежками через несколько дворов.