Основы современной философии

Христианство, как один из возможных вариантов аксиоматизированной философии, давало вполне удовлетворительные, простые и весьма однозначные ответы на многие основные вопросы человеческого существования и своей проповедью любви («возлюби ближнего своего, как самого себя»), кротости и идеи самопожертвования способствовало обузданию тех присущих многим из нас – если не всем! – отталкивающих черт, на которые уже издавна обращали внимания просвещенные люди. Так например, в приводимом Диогеном Лаэртским послании Гераклита персидскому царю Дарию читаем: «Гераклит Эфесский царю Дарию, сыну Гистаспа, шлет привет. Сколько ни есть людей на земле, истины и справедливости они чуждаются, а прилежат в дурном неразумии своем к алчности и тщеславию». В V веке до н. э. древнегреческий историк Фукидид констатировал: «Человеческая натура, всегда готовая преступить законы, теперь попрала их и с радостью выявила необузданность своих страстей, пренебрегая законностью и справедливостью и враждуя со всем, что выше ее. Конечно, люди не пожертвовали бы благочестием ради удовольствия отомщения и сознанием, что никому не сделано зла, ради временных выгод, если бы зависть не имела столь вредоносной власти». Фукидиду удалось точно определить и один из главнейших – если не самый главный – источник общечеловеческой склонности к эскалации конфликтов: «Но когда дело идет о мести, то люди не задумываются о будущем и без колебаний попирают все общечеловеческие законы, в которых заключена надежда на собственное спасение человека в случае какой-нибудь беды». Поэтому шесть из десяти христианских заповедей, переданных Творцом на горе Синай Моисею и записанных на одной из двух каменных Скрижалей Завета, посвящены нашим обязанностям по отношению к другим людям. Все эти шесть заповедей не утратили своей исключительной актуальности и поныне…

Платон обратил внимание и на то потенциально опасное и заслуживающее серьезнейшего отношения обстоятельство, что «Когда одни думают так, а другие иначе, тогда уже не бывает общего мнения и непременно каждый презирает другого за образ его мыслей», – и высказал достаточно обоснованное и в принципе верное (но имевшее для самой «любви к мудрости» прямо-таки катастрофические последствия) пожелание, приведшее в конце концов к пониманию необходимости введения государственной философии: «Пока в государствах не будут царствовать философы, либо так называемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать и это не сольется воедино – государственная власть и философия, и пока не будут в обязательном порядке отстранены те люди – а их много, – которые ныне стремятся порознь либо к власти, либо к философии, до тех пор, дорогой Главкон, государствам не избавиться от зол, да и не станет возможным для рода человеческого и не увидит солнечного света то государственное устройство, которое мы только что описали словесно».

Римский император Константин положил конец трехсотлетнему преследованию христиан, а затем добился и единства в самой Христианской Церкви. Предвиденная Платоном потребность в единой государственной философии постепенно стала очевидной и первым лицам огромных империй. В 529 г. византийский император Юстиниан I, называвшим себя «императором и священником», своим эдиктом, от последствий которого «любовь к мудрости» не вполне оправилась и по сей день, закрыл на территории империи все философские школы (в одночасье превратившиеся в «языческие»), включая и основанную самим автором идеи о правителе-философе Платоном, Академию в Афинах.

Несомненно, этот шаг происходившего из простых крестьян великого политика, стремившегося поставить под контроль государства все, что только возможно, был продиктован неотложными высшими государственными интересами тех суровых времен, – и в частности, разумеется, намерением укрепить внутреннее единство империи. Семеро афинских академиков, возглавляемых последним руководителем (схолархом) Академии Дамаскием, были вынуждены покинуть пределы великой империи и проследовали в воевавшую в тот момент с Византией Персию…

В Европе жесткая официальная монополия христианства в философии сохранялась в течение многих столетий, хотя, разумеется, – особенно начиная с эпохи Возрождения – всегда находились и те, кто отчетливо осознавал ее несомненную пагубность для «любви в мудрости».