Развитие суперкомпьютеров и искусственного интеллекта меняет как вопросы, которые мы можем задавать, так и ответы, которые мы можем искать. Сам Бор полушутя говорил о комплементарности ясности и истинности. Это, конечно, гипербола: есть вещи, такие как основы арифметики, которые одновременно и ясны, и верны. Но успешные модели, требующие сверхчеловеческих вычислений, обнаруживают сходную, весьма серьезную комплементарность.
Чемпионами по шахматам и го, искусство игры в которые когда-то считалось признаком интеллекта, теперь стали компьютеры. В обширной литературе, посвященной этим играм, великие мастера делятся концепциями и секретами, благодаря которым добились успехов. Но современным чемпионам — компьютерам — это не нужно. Концепции людей приспособлены к мозгу, обладающему феноменальной способностью использовать образы и обрабатывать разную информацию параллельно, но имеющему относительно слабую память и работающему с относительно малой скоростью. Компьютер находит совершенно новые концепции, а также перенимает лучшие из человеческих, просто играя против самого себя одну партию за другой и отбирая наиболее результативные методы. Другими словами, искусственный интеллект следует научному методу обучения с помощью эксперимента.
В квантовой хромодинамике — нашей теории сильных взаимодействий — возникли концепции, призванные преодолеть разрыв между основными уравнениями для кварков и глюонов и более сложными объектами, которые в конечном счете появляются в природе. Эти концепции помогли людям разобраться в проблеме. Однако сегодня разумнее и эффективнее делегировать подобные вычисления суперкомпьютерам с минимальным количеством инструкций.
Эти примеры отличаются ясностью и правдивостью. Основной феномен, который они иллюстрируют и который, вероятно, получит широкое распространение, состоит в следующем: мыслящие машины могут открывать и использовать модели, которые «невооруженному» человеческому мозгу не подходят.
В двух словах можно сказать, что постижимость человеческим сознанием и точное представление комплементарны.
Смирение и самоуважение
Я считаю комплементарность смирения и самоуважения центральным выводом из наших основных принципов. Этот мотив повторяется как тема со многими вариациями. Безбрежность космоса подчеркивает нашу малость, но в нас самих — множество нейронов и еще гораздо больше атомов, из которых они состоят. Продолжительность космической истории намного превышает срок нашей жизни, но у нас есть время для огромного количества мыслей. Космические энергии несравнимы с тем, чем располагает человек, но все же у нас достаточно сил, чтобы жить, развиваться и активно участвовать в жизни других людей. Мир сложен и изобилует загадками, а наши возможности постичь его ограничены, но мы много знаем и узнаём все больше. Скромность необходима нам, но и самоуважение — тоже.
Могут пройти многие десятилетия, прежде чем автономный многофункциональный искусственный интеллект достигнет человеческого уровня. Но мотивация так сильна, а прогресс настолько неумолим, что, если отбросить вероятность катастрофических войн, эпидемий или изменений климата, этот процесс, вероятно, займет всего одно или два столетия. Учитывая преимущества машин в скорости мысли, возможностях восприятия и физической мощи, интеллектуальное первенство перейдет от слегка приодетых
Возможно также, что генная инженерия позволит создать существ со сверхчеловеческими способностями. Они будут умнее нас, сильнее и (я надеюсь и жду) будут обладать большей эмпатией.
Понятно, что эти яркие перспективы на самом деле добавляют современным мыслящим людям новые комплексы неполноценности. Тем не менее самоуважение по-прежнему необходимо. В трогательном отрывке из романа 1935 года «Странный Джон» Олафа Уильяма Стэплдона — выдающегося научного фантаста — его герой, сверхчеловек (мутант), описывает
Археоптерикс был благородным существом и, как я подозреваю, не несчастным. Летал, возможно плохо, но лучше, чем наши сородичи, и лучше, чем наши предки, и это был пьянящий опыт. Слава археоптерикса умножена, а не преуменьшена выдающимися способностями его потомков.
Послесловие. Долгий путь домой
Основные принципы точных наук порой причиняют нам большие неудобства. Они учат нас сомневаться в правильности привычного образа мыслей, высоко поднимают планку того, что мы должны считать истинным, и заставляют думать, будто все наше прежнее понимание было неверным. В этом смысл ироничного замечания Джона Робинсона Пирса: «Мы никогда больше не будем понимать природу так же хорошо, как греческие философы».
Наука может пошатнуть устоявшиеся убеждения и подорвать веру в житейскую мудрость — например, мешает серьезно относиться к мифам о природных явлениях. Сейчас было бы сложно поверить в Аполлона, тянущего солнце по небу на своей колеснице.