Основы этнополитики

1. Я не разделяю оценку евгеники как лженауки. Сколько мне известно, труд ее основоположника сэра Фрэнсиса Гальтона «Наследственность таланта» никем не опровергнут, не развенчан. Мощные аргументы в пользу евгеники дают как практика селекционерства, так и наблюдения этологов. Уверен, у евгеники большое будущее.

Так или иначе, я не могу считать, что систематическое и целенаправленное, в течение ста лет, уничтожение русской биосоциальной элиты не нанесло, якобы, ущерба генофонду русского народа, как уверяют нас Балановские. Странно, что для них — тайна за семью печатями то, что является азбучной истиной для любого растение- или животновода: от осинки не бывает апельсинки.

Бывали времена, когда принципы естественной селекции в русском народе отчасти нарушались (в крепостной России) или извращались (с 1917 вплоть до 1980-х). Конечно, и тогда социальная возгонка лучших представителей русской породы не прекращалась вовсе. Но их косили, как косой, войны, революции, репрессии, вымывала (и сейчас вымывает) эмиграция. Балановские уверяют нас, что генофонд при этом не страдал! Но вряд ли те, кто застал в живых интеллигенцию дореволюционной формации, с этим согласятся. Или те, кто хотя бы ознакомился с ней по книгам Рене Герра, посвященным русской интеллигенции в изгнании[697], и многим иным источникам. Это поистине была другая порода людей.

При советской власти путь наверх для рабочих и крестьян оказался широко распахнут, социальные лифты работали вовсю, как никогда ранее, и на какое-то время могло показаться, что сгинувшую часть именно русского генофонда (лучшую, что бы ни говорили Балановские) можно легко восстановить. Но не тут-то было! Двадцатилетие, промелькнувшее после распада СССР, ясно показало: интеллигенция у нас есть (и роль в ней недобитых родов доныне велика), а вот новая биосоциальная элита после 1917 года так и не выросла. Разгадка проста: генофонд, который кому-то кажется неистощимым, на деле вовсе не таков. Он раним, уязвим, нанесенный ему ущерб возмещается очень долго и трудно, многими поколениями. Генофонд можно и нужно лечить, применяя евгенику как теорию и селекцию как практику.

2. О том, что русский генофонд стремительно загрязняется, что его необходимо поддержать, сохранить, чтобы он не исчез, знают сегодня, наверное, все. И даже Балановские, считающие такой взгляд «ненаучным»[698]. Недаром они, как ни обставляли теоретическими загогулинами основной свой совет по сохранению русского генофонда, все же заключают: «Для целей сохранения русского генофонда желательно не допускать резкого сокращения той части населения, которая воспроизводит его структуру. Для этого достаточно повысить уровень рождаемости в пределах “исконного” русского ареала (Центральная Россия и Русский Север)». Как это сделать? Они предлагают очень важное решение: «дотация на генофонд» в малые города и села Центральной России и Русского Севера, поскольку «генетическую информацию о русском генофонде хранят лишь коренные сельские популяции “исконного” ареала»[699]. Авторы поясняют: «Среди сельского населения женщин в возрасте до 35 лет оказывается всего лишь 717 тысяч человек. Именно эта — столь малая — часть русского населения в основном и воспроизводит русский генофонд!» (312).

На первый взгляд, все верно. Но мы-то знаем, что дьявол сидит в деталях! Кто и кому будет распределять дотации? Такие же «консервисты», как сами Балановские, или евгенисты-селекционеры? А то и вовсе сторонники скорейшего смешения всех «генофондов ареала»? Улучшать, очищать русский генофонд возьмутся они — или всего лишь консервировать, а то и дальше загрязнять? Покатимся ли мы в результате в сторону англичан — или тофаларов?

И как отнесутся русские из других ареалов к такой избирательной поддержке? Это сработает на наше сплочение или на разобщение?

И как можно одновременно рекомендовать выплачивать такие же дотации — на «пришлые гены», то есть семьям, явившимся на наши земли «из далеких окраин бывшего Союза»? А генофонд-де потом сам «решит», оставлять ли в себе эти гены: у него-де есть «большой опыт», но нет и быть не может никакого «приоритета»…

Я уж не говорю о моей с Балановскими полной этической несовместимости в данном вопросе, но где же тут элементарная логика?! Нельзя одновременно заливать и раздувать пожар!

3. Особенно неприемлема ссылка на то, что-де не мы первые, не мы последние среди «множества иных народов», подвергшихся нашествию инородцев.

Ничего себе аргумент! Какое нам дело до всех народов мира, кроме русского? Если они — в тартарары, так и нам надо — за ними?! Что за безволие! Что за капитулянтство! Что за фатализм «научный», хуже религиозного!

Нет уж, пусть все другие народы мира пьют свой чай с солью, если им угодно. А мы будем — с сахаром, медом и вареньем.

Если в доме пожар, нечего рассуждать, что все кругом горят. Надо брать багры и ведра и тушить свой дом. За выживание своей семьи, своего рода надо сметь воевать со всем миром, если понадобится. Альтернативы нет.

А тут: ешьте меня, мухи с комарами!