Вот модель равновесия доброго и злого начал, причем добро, согласно этой концепции, содержит в себе зло и наоборот; они взаимопроникающи. Такая модель мира весьма популярна в современном обществе, она-то и определяет отношение многих к происходящему вокруг них. Однако если бы так все обстояло на самом деле, зло было бы онтологично, безотносительно и действовало бы изначально. Приверженцы этой концепции не могут определить, что такое добро и что такое зло, не в состоянии четко разделить и разграничить их, поскольку, по их мнению, они равновелики, по сути, тождественны и плавно перетекают друг в друга.
Во всех восточных религиях посмертное существование и спасение – вовсе не пребывание в добре, а состояние, которое выводит человека за пределы добра и зла. Скажем, нирвана – это не бытие; просто человеку наконец удалось вырваться из мучительного круга перевоплощений. А в христианстве смысл спасения заключается именно в том, чтобы приникнуть к источнику добра и, сочетавшись с ним, жить вечно.
По большому счету зла нет, потому что то, чего Бог не сотворил, существовать не может. Не существует того, чему Бог не сказал бы:
Тогда что же такое зло? Мы должны вспомнить его историю, хотя она и не имеет четкого отражения в Священном Писании, что придает ей несколько мифологическое звучание (мифологическое – не в смысле неправильное, придуманное или ненастоящее, но – сверхббразное, поддающееся очень широкому толкованию и не поддающееся конкретному пониманию). Речь идет об истории отпадения от Бога Денницы – ангела, который изначально был сотворен светлым и добрым. На это есть только неясные намеки в Книге Исаии и в Апокалипсисе.
Можно привести такую аналогию: а что такое тьма? Всего лишь отсутствие света. Тьме не присуще самостоятельное бытие. Точно так же и зло – всего лишь отсутствие добра, его искажение; добро, отпавшее от Бога и исказившее свою изначальную природу, но при этом оказавшееся бессильным обрести и структурировать новую. Как это ни парадоксально, оно все равно связано с Богом, потому что Богом ограничивается и Богом побеждается.
Да и в самом носителе этого зла, возненавидевшем добро, нет абсолютного зла. Самое парадоксальное, что даже сатана при всей своей злобности по природе добр, просто природа его искажена, хотя и не настолько, чтобы он смог противопоставить себя Богу до конца, как бы он к этому ни стремился.
И постольку, поскольку абсолютное добро существует, а абсолютного зла нет, зло всегда оказывается бессильно, оно не имеет ни собственного бытия, ни собственной силы, ни собственного продолжения, а пользуется только тем, что может захватить и на чем может паразитировать. Добро вечно, а зло – нет.
Следовательно, каждый христианин располагает всеми возможностями противостоять злу. Оно должно было быть посрамлено еще в раю; одна из целей сотворения человека состояла именно в том, чтобы человек победил сатану. Христос воплотился и победил сатану как человек, хотя к этому был призван еще ветхий Адам. Как мне кажется, плоды древа познания добра и зла потому изначально и не предназначались для человека, что он, прежде утвердившись в добре, познав его истинный источник, должен был познать зло
Как же человек может противостоять злу? Господь обращается ко всем нам:
Эти слова известны всем, именно на них ссылался Л.Н. Толстой, проповедуя принципиальное непротивление злу. Что же они означают для нас? Следует ли нам вовсе не бороться со злом, а если все-таки бороться, то каким образом?
Апостол Павел предостерегает:
Это – безгрешный гнев, порожденный чувством любви и сострадания к согрешившему, обусловленный боязнью его погибели и стремлением его спасти. Надо раз и навсегда все расставить по своим местам, чтобы в дальнейшем эти слова ни у кого не вызывали смущения и соблазна. Что значит «не противиться злому»? Злу не следует противопоставлять зло, вместо этого его необходимо побеждать добром. Не противьтесь злу злом, не вставайте на его позиции, не говорите со злом его же языком! Никогда не боритесь со злом на его территории! Лучше подставьте другую щеку, лучше отдайте последнюю рубаху, но одолейте его иными средствами! В тот момент, когда человек начинает говорить на одном языке с грехом, даже пытаясь ему противоречить, он побеждается этим злом и сам становится его частью, его проводником в этом мире.
В конечном итоге зло побеждается мужеством и смирением: человек вырастает над своим обидчиком настолько, что оказывается способным даже полюбить его. Разумеется, дорасти до такой духовной высоты удается далеко не каждому, но зло в любом случае никогда не должно властвовать над нами.
Все это чрезвычайно важно для понимания того, как же нам разграничить понятия осуждения человека и оценки самого зла. Как говорят Святые Отцы, «люби грешника и ненавидь грех». Иными словами, осуждай грех, но оправдывай ближнего. На самом деле сделать это очень и очень непросто: так уж получается, что мы прежде всего спешим осудить не поступок, а человека, его совершившего.
Авва Дорофей рассказывает о том, как в каком-то городе продавали рабов. На невольничий рынок заглянули две женщины: одна – монахиня, а другая – блудница. Они увидели, что продают двух пятилетних сестер-близняшек. Монахиня купила одну из них и решила воспитать ее в страхе Божием, благочестии и чистоте. Вторую девочку купила блудница и сделала ее сосудом греха в сотню раз худшим, чем была сама. Спрашивается, если эти две девицы, повзрослев, согрешат одним и тем же грехом, например блудом, неужели Господь будет их судить одинаково? Конечно же нет! Но ведь только Бог может знать, что кому было дано, в какой ситуации каждый жил и каким образом оплакивал потом свой грех.
Авва наставляет:
Мир, в котором живем мы с вами, все настойчивее подталкивает нас к осуждению. Зло, творящееся вокруг, всячески преподносится нам и навязчиво рекламируется, как некое блюдо, которое мы непременно должны попробовать. Многочисленные телевизионные шоу, посвященные судебно-правовой тематике, призывают нас стать судьями и вынести свой «непредвзятый» вердикт. При этом всегда получается так, что мы как бы возвышаемся над преступлением и подозреваемым в его совершении человеком.
Это – очень опасное ощущение! Авва Дорофей утверждает, что, как и другие грехи, осуждение порождается