Осьминог

Горька скатился вниз по свае кубарем, чуть Утенку на голову не сел:

— Тимка, читал, а? Видал, а?

Не больно-то хотелось Утенку с ним разговаривать, он кивнул — просто так. Горька ничего не заметил:

— Ты скажи! Осьминог! У нас — осьминог! Осьминог живой! Ты не знаешь, он еще никого не утаскивал? Нет?

— Почем я знаю…

Остальные ребята тоже забрались на сваи. Горька вертелся, вздыхал и, жмурясь, тряс головой: как будто это и вправду такое большое счастье — осьминог в реке. Но такой уж человек был Горька, читавший книги даже за едой.

— Осьминог! Как в настоящем море! Я ж о нем давно мечтаю! Теперь нам бы акулу, правда? Или лучше — пару акул. Как ты думаешь, Тимка?

Утенок подумал, что даже одного осьминога чересчур довольно, если б ему и в самом деле вздумалось погостить в этой реке, но согласился, что, конечно, хорошо добавить в реку и акулу, а пара акул — и еще лучше.

Остальные мальчишки не особенно радовались и молчали. Только Юрка, врачов сын, который и сам читал книги, и всегда с Горькой спорил, сказал:

— По-моему — ерунда это. Откуда он к нам попадет?

Утенок только начал придумывать, что бы такое соврать, но у Горьки уже готов ответ:

— Как откуда? Из моря. Географию знаешь? Наша речка впадает в другую, другая в третью, третья — в море… Вот он и приплыл. Очень просто.

— А что ему у нас делать?!

— Это уж он сам знает. Может, захотел попутешествовать. Или ему там у себя надоело. Или еще что. Откуда я знаю?

— А, может, он дальше поплыл…

— Куда он поплывет? — забеспокоился Горька. — Зачем? Не знаешь, а говоришь. Плохо ему у нас? Глубоко. Ямы есть. Вода чистая. Еды много.

— А что он ест? — спросил Вовка, который за всю жизнь прочитал только одну книжку — «Лягушка-путешественница» — и во всем верил Горьке.

— Ест? Что угодно. То есть все живое: кошек, собак, рыб, но больше всего любит людей.

— А… какой он?

Тут уж Горька разошелся. Что касается осьминогов, акул, змей, то о них он мог говорить хоть целый день.

— Восемь щупалец — это такие длинные лапы. Сам липкий, холодный, весь в присосках. Сидишь вот ты сейчас и вдруг: из воды высовываются щупальца, хвать тебя за ногу — и под воду. Запоешь!

Все поджали ноги и стали смотреть на воду.

Странно, Утенку тоже почему-то захотелось податься куда-нибудь подальше от воды. Но он всё-таки смело добавил:

— Да-да. Правда-правда. И я слышал. Сидит в воде, спрятался и поджидает. Как кто в воду, он его — хоп. Он умный. Все понимает.

— Осьминог! — стонал Горька. — Даже не верится. А я проснулся сегодня утром, так у меня радостно на душе: ну, думаю, обязательно сегодня случится что-нибудь хорошее! Или найду какой-нибудь зарытый старинный пистолет или еще что… И оказалось — осьминог!

— Может, его уже поймали? — шопотом выразил надежду Женя.

— Как же ты его поймаешь! — окрысился Горька. — Нашелся ловец! Так он тебе и дался! Ты, может, думаешь, это тебе головастик? Вот подожди: к будущему лету разведутся здесь осьминоги.

— Всё-таки я что-то не верю, — заикнулся Женя. — Неправда это…

— А если неправда, — посоветовал Утенок, — если неправда, — лезь сейчас в воду. Ну, лезь.

— Чего мне лезть? — сразу притих Женя. — Сам лезь, если хочешь. У меня горло болит… И пришел я сюда просто так.

Дальше всё пошло — лучше некуда. Горька рассказал вычитанную им где-то страшную историю, которая Утенку ужасно понравилась. Как плыл по морю один корабль и ему повстречался другой корабль. А потом оказалось, что с него всех матросов потаскали осьминоги, и эти самые осьминоги чуть не потаскали матросов и с первого корабля. И всех спас один матрос — он начал поливать осьминогов кипятком из шланга.

Женя, который прошлый год был в Крыму и теперь этот самый Крым приплетал почти к каждому разговору, попробовал было рассказать о каких-то там дельфинах, которые зачем-то подплывают к купающимся, но Горька его сразу перебил: мол, дельфины — это ерунда, дельфины ему даром не нужны, потому что только дурак может сравнивать всяких паршивых дельфинов с осьминогом, и что теперь свою речку он не променяет ни на какое Черное море.

Утенок ликовал: самому ничего выдумывать не надо.

А Горька пустился расписывать муки, которые испытывает человек, схваченный осьминогом. Откуда он только знал? Можно было подумать, что его самого сколько раз схватывал осьминог.

— Представь: вот ты плывешь, ни о чем не беспокоишься. Вдруг что-то прикасается к ноге. Липкое такое… холодное. Ты ногой — дёрг, а никак: не пускает. Потом за другую ногу, за руки — и под воду. И видишь: такое зеленое чудовище, два глаза, как человеческие, на тебя смотрят…

— Знаете что, ребята, — сказал вдруг, дернув плечами, Женя, — я на берег пойду. Позагораю. А то что-то сыро тут, тень, замерз…

Он поспешно вскарабкался по сваям на мост и побежал к берегу.

Дим с завистью глянул ему вслед, потом на Горьку и — остался. Только к старшим ближе придвинулся.

Непонятно почему, но и Утенку стало жутковато…

Знаешь ведь, — никакого осьминога нет, сам его выдумал, а всё равно: представишь, что прячется в реке у сваи такое чудовище с глазами, — сразу мороз по спине…