Осьминог

– Вот как… – Кисё сделал глоток латте, и на его лице отразилось недовольство. – Аа, ну вот, совсем не сладкий, неужели так трудно было положить в него немного сахара… У моего брата в Киото есть один знакомый мастер: если принести ему часы и попросить по-особенному их настроить, он может так изменить механизм, что часы будут прибавлять время – немного, всего-то пару часов в сутки или несколько дней в году, но если речь идет о золотой неделе[228] или о свидании с девушкой, это не так уж и мало.

– Это тоже у того брата, который лис? – Спросил Александр.

– Лис? Да, пожалуй, что у него…

Такизава невесело улыбнулся:

– Спасибо вам, Камата-сан.

– Лекарство вам помогло?

Александр в очередной раз подавил в себе желание хорошенько встряхнуть официанта. Такизава медленно кивнул:

– Да, мне уже гораздо лучше. Даже удивительно.

– Я очень рад, Такизава-сан.

– Вот ведь старый пердун! – Голос Акио заполнил тишину зала, и Александру показалось, что даже стекло в витрине с куклами слегка задрожало. – Упрямый старый зануда, чтоб тебе пусто было! Чтоб тебе провалиться к такой-то матери!

– Доброе утро, Игараси-сан, – Кисё привстал со скамейки и поклонился.

– Аа, и ты здесь, Камата! – Парень подошел к ним: лицо у него раскраснелось, как после долгого бега, и было покрыто то ли капельками пота, то ли дождевой влагой, волосы и одежда насквозь промокли. Он энергично пожал руку официанту, потом обратил внимание на его спутников: – И ты тоже тут, амэрика-дзин-сан! Доброго вам всем утречка!

Акио, не садясь, прошелся размашистыми шагами взад и вперед вдоль ряда скамеек и бросил раздраженный взгляд на кукол.

– Дурацкие марионетки, всегда их терпеть не мог! Рожи, как у каких-нибудь проходимцев, а?! – Он ткнул пальцем в даси-каракури, изображавшие синтоистского священника и рыбака в синей юкате и полосатых штанах, рядом с которым к стене было прислонено игрушечное деревянное весло. – Ну кому бы пришло в голову познакомить свою девчонку с такими мерзкими типами? Или девчонку уведут, или обокрадут, или и то и другое сделают, да еще, чего доброго, огреют напоследок веслом по затылку. Вот и водись после этого с подлецами!

Александр посмотрел на благочестиво улыбавшегося священника в черной эбоси[229] и широкое простоватое лицо рыбака, напоминавшее формой тыкву-горлянку. Обе куклы выглядели совершенно безобидно.

– В моем детстве, когда я еще совсем мелкий был, этих еще вытаскивали по праздникам. – Акио ухмыльнулся. – Мы с пацанами спорили, кто сможет добраться до куклы, когда ее несут по улице, и стянуть у священника его эбоси или колокольчики. Хорошо, у нас тогда это дальше разговоров не зашло, а то бы нам всем здорово влетело.

– Вот как… – Кисё даже наклонился вперед, как будто парень говорил бог весть о чем интересном.

– Теперь только деревянного осьминога из музея выносят на Тако-мацури, но против этого парня я ничего не имею. По правде сказать, я считаю, что у нас самый лучший талисман среди всех окрестных островов, это вам не какой-нибудь там окунь и даже не торафугу, которая хоть и знаменитая рыба, а вид у нее все-таки довольно дурацкий. Я вообще думаю, что это благодаря нашему осьминогу Химакадзима стала такой популярной у туристов.

– Мне рассказывали, что однажды химакадзимского осьминога во время наводнения унесло в море, а спустя несколько дней течение вернуло его обратно, и его обнаружили на пляже возле Западного порта целым и невредимым, только с основания немного облезла краска, – сказал Кисё.

– Ээ? – Удивился Акио. – Ничего об этом не слышал, надо посоветовать ребятам внести эту историю в путеводители и приврать чего-нибудь этакого. Это когда было-то? В две тысячи одиннадцатом? Представляете, этот старый хрен Нагасима, – неожиданно сменил он тему, – эта провонявшая табаком старая пепельница трусит выходить в море и отказывается дать мне на время свой сейнер, хотя в этом году я сдал экзамен и у меня есть все нужные документы, эй, слышишь ты меня, сволочь?! Я бы обернулся быстрее, чем ты выкуришь свои вонючие благовония, чтоб тебе их на том свете курить царю Эмме[230] и всем его чертям! Да и сейнер твой – старая посудина, одно название, что корабль, его если и утопишь – невелика беда!

Рыбак Нагасима, по всей видимости, его проклятий не слышал: стены и стеклянные двери порта почти не пропускали звуков, и внутрь доносился только шум прибоя, как будто он был очень далеко, а не в нескольких метрах от них. А может, ему и вовсе надоело сидеть на скамейке и спорить с работником порта и он уже давно ушел по своим делам.

– Аа, да что ж ты будешь делать! – Акио тяжело опустился рядом с Александром на скамейку. – В Западном порту ни души, а здесь, как назло, старик Нагасима со своими рассуждениями, а как дойдет до дела – хрен от него чего дождешься, только болтать горазд! Не зря мой батя всю жизнь терпеть его не мог и никогда не ходил с ним в рейсы. Эх, был бы у меня собственный сейнер…

– Не ожидал, что вы, Игараси-сан, захотите уехать с Химакадзимы, – заметил Кисё.