Осьминог

– Послушайте, Нагасима-сан, – вмешался работник станции, – да ведь вы сами только что говорили, если кому суждено умереть от болезни или просто от старости, тот ни за что не утонет в море? Тут плыть-то всего двадцать минут, а на вашем сейнере и того меньше, обернулись бы до полудня.

– Так-то оно так… – Рыбак наклонился и затушил свою сигарету об исчерканный темными полосами асфальт. – Так-то оно так, только вот почем я знаю, кошачья твоя башка, какой именно смертью мне суждено помереть, а? Молчишь? Вот то-то и оно.

– Пойдемте, Такизава-сан, – Александр взял Такизаву за руку. Тот, похоже, был готов расплакаться. – Возьмем вам кофе и согреемся немного.

– Да… конечно… – Пробормотал Такизава. – Но… все-таки…

– Арэкусандору-сан прав, – согласился Кисё, и Александру послышалось в его голосе неподдельное огорчение. – Вам нужно немного отдохнуть.

– Вот ведь дурни… сразу понятно, городские… – Донеслось до Александра, когда за ними закрывались прозрачные двери пустынного здания порта.

В небольшом зале ожидания на выложенном мелким серым кафелем полу рядами стояли мягкие скамейки, обтянутые серым кожзаменителем. На стенах были развешаны плакаты с туристическими картами Химакадзимы и ближайших островов Сакусимы и Синодзимы, реклама гостиниц и ресторанов (у «Тако», отметил про себя Александр, был самый красочный плакат с большим нарисованным осьминогом в повязке-хатимаки), расписания поездов от Нагоя до Кова и паромов «Хаябуса» до островов. На автомат по продаже билетов скотчем был наклеен вырванный из блокнота листок с надписью маркером «косё: тю:»[226] и зачем-то подпись латиницей kosho- chu-, как будто случайному иностранцу это могло сообщить больше, чем иероглифы. Небольшой магазинчик с сувенирами и местными закусками тоже был, как и следовало ожидать, закрыт. У противоположной от выхода стены стояла витрина с несколькими куклами даси-каракури[227], масками из папье-маше и фотографиями праздников, проводившихся в окрестных городах. Возле витрины светился красными и зелеными кнопками автомат с напитками, над которым на стене были подвешены большие часы эпохи Мэйдзи – с круглым циферблатом и мерно раскачивавшимся из стороны в сторону маятником. В тишине было слышно, как работает часовой механизм.

– Надо же. – Кисё, подойдя к автомату и закинув в него мелочь, с любопытством взглянул на часы. – Как новенькие, и не скажешь, что им больше ста лет.

– На них в свое время была большая мода. У моих родителей тоже были такие, черные, там должна быть надпись Made by Meiji Clock Corporation Nagoya, Japan, – отозвался Такизава, устало опустившись на скамейку. Английские слова он произнес с сильным акцентом, но Кисё, разглядывавший циферблат, утвердительно кивнул. – Я их в детстве побаивался.

– Побаивались?

Автомат с грохотом выдал три бутылки горячего латте.

– Мама, оставляя меня дома одного, всегда их останавливала, а потом забывала завести, так они и висели у нас в гостиной и почти всегда показывали неправильное время. Мама, когда это наконец замечала, сердилась и ругала меня за то, что часы приходится так часто останавливать, хотя завода у них хватает на месяц. – Такизава на мгновение задумался. – Женщины всегда так: сначала сделают что-то ради тебя, а потом ты у них виноват.

– Вот как… – Кисё вернулся с латте и вручил его Такизаве и Александру. – Остальное там, к сожалению, все холодное.

– Спасибо вам. – Такизава взял бутылку обеими руками и крепко сжал, согревая пальцы. – Без вас мы бы пропали.

Он испытующе посмотрел на Кисё, как будто ожидая, что тот ответит на какой-то его вопрос, но лицо официанта оставалось приветливо-непроницаемым.

– Эти часы и сейчас находятся в доме ваших родителей, Такизава-сан? – Спросил Александр, почувствовав, что пауза становится неловкой.

– Нет… – Такизава опустил глаза, сделав вид, что внимательно рассматривает этикетку на своей бутылке латте. – Когда я поступил в университет, мама сдала их в антикварный магазин – сказала, что не хочет, чтобы в доме была вещь, которая мне не нравится. Какой смысл было избавляться от них, если я уже не жил дома? Наверное, они просто ей надоели… их нужно было заводить, да и пыли на них скапливалось столько, будто они ее притягивали: на всех выступах и на резной завитушке сверху почти всегда лежала пыль.

Кисё присел рядом с Такизавой и открутил крышечку у своей бутылки латте. Александру был виден его профиль с немного приплюснутым носом: обыкновенный молодой японец из тех, с кем Александр каждый день ездил на работу в банк в Нагоя. Уголок его рта был все еще приподнят в улыбке, как будто он вспоминал о чем-то приятном.

– Я их хорошо помню, точно такие же были, – Такизава кивнул на висевшие на стене часы. – Ребенком я смотрел на них по вечерам в воскресенье и был уверен, что только из-за них придется идти завтра в школу, а потом они отсчитывали последние дни перед вступительными в университет. Когда мы начали встречаться с Ёрико, мне казалось, что, где бы мы ни были, старые часы Мэйдзи притаились в темной нише и считают минуты, приближая наше расставание.