Осман. Хей, Осман!

Грустно по земле скитаться, вдаль идя от дома к дому.
Как и я, томясь любовью и тая в душе истому.

Солнце, миру лик являя, дарит жар сиянья странам,
Светит солнце всем пределам — каждый миг уже иному!

Прежде верная подруга обо мне, скорбя, грустила,
А теперь она враждебна, словно бы совсем к чужому!

В сердце — горе и рыданье, от веселья отрешён я.
«В чём мой грех? За что мне кара?» — я взываю к Всеблагому.

Но повсюду взору сердца виден лик моей любимой,
Даль над душами невластна — души видят по-другому!..[326]

Затем сказал Михал Гази:

— И я хочу петь, султан Орхан! Отец Осман любил, когда я пел ему греческие песни. Ты знаешь, он звал меня «птицей»!..

И Куш Михал Гази громким голосом запел… И пусть давно уже миновало то время, когда голос его звучал юношески звонко; но и теперь этот голос звучанием своим напоминал Орхану явственно об отце…

Михал пел о греческой весне, душою уходя в пение; ощущая вдруг связанность духовную со своими предками, которую он мог бы представить себе в виде натянувшейся тетивы…

Вот зеленеют уже плодоносные нивы, и травы
В розовых почках цветут всюду кругом на лугах,
И в кипариса ветвях, сплетённых густо, цикады,
Не умолкая, поют и услаждают жнецов,
Чадолюбивые вновь под выступом крыши касатки,
Гнезда из грязи слепив, маленьких нянчат птенцов.
Море уснуло и лишь под веяньем нежным Зефира,
Не поднимая волны, держит спокойно ладьи,
Не разбивает кормы корабельной и в натиске бурном
Пеною не обдаёт скал прибрежных прибой.
Надо владыке морей, приводящему в гавань Приапу,
В дар, мореход, принести триглы, кальмара кусок,
Иль головастого ты на алтарь возложи ему скара
И без опаски иди по Ионийским волнам…[327]

Орхан слушал, склонившись на малый столец, подперев ладонью щёку… Имена древних языческих богов греков воспринимали уши Орхана благозвучными и нежнозвучащими… Теперь Михал запел любовную песню:

Из года в год виноград собирают и, гроздья срезая,
Вовсе не смотрят на то, что изморщилась лоза;
Я ж твоих розовых рук, краса ты моя и забота,
Не покидаю вовек, с ними в объятьях сплетясь.
Я пожинаю любовь, ничего ни весною, ни летом
Больше не надобно мне: ты мне любезна одна.
Будь же цветущей всегда! А если когда-нибудь станут
Видны бороздки морщин, что мне до них. Я люблю!..[328]

— Славная какая песня! — похвалил Орхан.

— Твой отец Осман тоже любил слушать её, — отозвался Михал.

— Ты, Михал Гази, будь всегда при мне! — сказал Орхан. — Ведь ты — живая память об отце!..

И сделалось так! До самой смерти Михала Орхан Гази осыпал его своими милостями…

И среди многих дел султан Орхан отчего-то вспоминал часто Михалову песню о любви, которая не минует с годами… «Песни греков хороши! — думалсюь Орхану. — А вот у нас нет песен о такой любви. У нас поют лишь песни о страсти к юным девушкам-красавицам…» И Орхан подумал, что ведь его отец любил его мать, даже когда она сделалась тучной и лицо её уже не дивило нежной гладкостью девической кожи…

* * *

Бурса, которую греки звали Пронсой или Прусой, а османы назвали Зелёной, город в Северо-западном Анадоле, первая столица большая османов. Зелёная Бурса — любимица османов, жемчужина в венце османских городов…

Бурса, давний стольный город вифинского царя Прусия, город византийцев; город Орхана!

Арабский путешественник ибн Баттута[329] писал об Орхане:

«…Это великий правитель. Он владеет многими землями, множество у него послушных воинов. Он объезжает свои крепости и смотрит, чтобы всё было как положено. Он отнял у греков-румийцев Бурсу…»