Ослепленная звездой

— Правда? — Лейн вздохнула. — Да, я видела ее и расстроилась, что до сих пор не оплакала ее, не давала себе воли. — Она протянула к нему руку. — Мне жаль, Фергюс, что я использовала тебя как жилетку.

Он водил большим пальцем по тыльной стороне ее ладони.

— Ты правда не понимаешь, почему я здесь?

Его серьезный вид насторожил ее.

— Я имею в виду то, что сказал тебе вчера вечером, — пояснил он. — Я хочу тебя ради тебя... а не для того, что ты называешь сексом. Мне нужны серьезные отношения, Лейн, и я хочу, чтобы ты отнеслась к этому предложению внимательно.

Она открыла рот, но он приложил к ее губам палец.

— Подумай вначале хорошенько и вообще тебе пора спать.

Он встал и поцеловал ее в лоб, прежде чем направиться к двери. Взявшись за ручку, он обернулся. К нему вернулась обычная его насмешливость.

— Хотя, по-моему, нам стоит включить и секс. Стыдно упускать такую возможность, тем более с таким телом, как у тебя. Прими это во внимание тоже, ладно?

В последующие три дня Фергюс непременно проводил какое-то время в обществе Лейн, проверяя, как идет выздоровление, рассказывая о съемках, повторяя свой текст или заставляя ее поесть.

За всю свою жизнь Лейн не спала столько, сколько в эти дни. Единственное, что нарушало ее покой, это просьба Фергюса подумать о «серьезных отношениях», и она была благодарна ему за то, что он больше не касался этой темы. То и дело в дверях возникала Ханна, чтобы помахать ей ручкой. Ее предупредили не утомлять больную. В желающих опекать Ханну, пока ее отец работал, недостатка не было.

По мере того как силы возвращались к Лейн, в ней росло беспокойство по поводу дальнейших планов. Похоже, в ее присутствии здесь особой необходимости не было. Съемки подходили к концу, средства, отпущенные на натуру в Греции, были исчерпаны, остальную работу над фильмом предполагалось проделать на студиях в Англии. Ей разрешили сидеть на балконе, где она могла писать и дышать освежающим бризом. Временами она откладывала ручку, заставляя себя подумать над ответом, который ей придется дать Фергюсу, и о предстоящем возвращении домой. Истина заключалась в том, что любые отношения с Фергюсом были для нее неприемлемы. Они оба хорошо это понимали. Ей верилось и не верилось в их взаимное уважение и влечение. Кто она такая? Как может обычная женщина вообразить близкие отношения с мужчиной, о котором мечтают миллионы женских сердец?! Все это необоснованные надежды, пустые иллюзии... лучше оставить как есть, неважно, что мысль о разлуке причиняет боль.

Скорее бы уж увидеться с Роуэном и получить билет на обратную дорогу. Так будет легче, потому что, чем дольше она общается с Фергюсом, чем больше узнает его, тем болезненнее будет их предстоящее расставание. С первого дня ее болезни он ни разу не притронулся к ней, если не считать эпизода с мытьем головы. Она была еще слишком слаба, чтобы сделать это самостоятельно, а Фергюсу надоело слушать ее постоянные сетования на то, что ее волосы похожи на крысиные хвосты. Он ухитрился вымыть ей голову в умывальнике. Сам по себе процесс достаточно интимный, чтобы послужить прелюдией к постельным отношениям.

Разумеется, ее влекло к нему. Впрочем, какая женщина устояла бы... В этом и была собака зарыта. Как смела она надеяться затмить тех, кто был у него в прошлом, не говоря уже о всех прекрасных и талантливых, кого он встретит в будущем?! С самого начала любые их отношения были обречены.

Однажды Фергюс появился днем, когда она сидела на балконе, и принес ей цветок бугенвиллеи.

— Как мы чувствуем себя сегодня? — спросил он, заложил ей цветок за ухо и отошел, чтобы взглянуть.

— Нам гораздо лучше, спасибо. — Искренне улыбаясь от удовольствия видеть его, она потянулась, чтобы вынуть цветок, но он остановил ее.

— Не надо, тебе идет. Пойдем в комнату, вдруг не выдержу и поцелую, а здесь много зрителей.

Столь небрежно оброненное заявление об интимном желании задело Лейн. Он не дал ей времени на размышления и потянул за собой. Лейн послушалась. Его руки, теплые и надежные, легли на ее талию. Ей пришлось улыбнуться.

— От чего умрет твоя последняя рабыня?

Он на секунду задумался, синие глаза его смеялись, когда он предположил:

— От экстаза?