Осколок

– Я не решался рассказать вам правду о том, что произошло. Мне казалось, что вам незачем об этом знать, что истина может только повредить. Я закопал ее глубоко внутри и со временем даже почти убедил себя, что всего случившегося на самом деле не было. Что Марина действительно погибла в случайной аварии, угодив под колеса не справившегося с управлением водителя. Что действительно факт неисправности тормозной системы машины был зафиксирован. И что виновник действительно понес заслуженное наказание. Что такие происшествия – не редкость, и что вашей маме просто не повезло. И нам вместе с ней. Но было кое-что, о чем я догадывался. Кое-что, о чем знал со слов Марины. И когда попытался самостоятельно докопаться до причин, немедленно поплатился.

Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание.

Немигающие глаза смотрят на меня, ожидая продолжения рассказа. Эти глаза сейчас кажутся мне пустыми, остекленевшими. В них лишь немые отражения чудовищности моих слов. Я стараюсь не обращать на это внимания, но не могу. Потому что знаю, что дальше все будет только хуже. И все же принуждаю себя продолжать.

– Ваша мама была знакома с Карловским. И называла его так же, как и вы – папа Карло. Как вы знаете, я был ее единственным другом. Единственным человеком, с которым она могла поделиться своими планами на жизнь, своими бедами и радостями. Однажды она рассказала мне об этом знакомстве. Марина работала официанткой в кафе. Они встретились случайно. Затем он стал появляться в ее смену все чаще и чаще. Начал ухаживать. И они… Она… В общем она… она стала его любовницей. Он был щедр, а деньги были нужны ей для осуществления своей главной мечты. Марина хотела забрать вас из интерната.

Я снова смотрю на них. Со смутной надеждой увидеть на их лицах что-то, что помогло бы мне поскорее закончить эту историю. Понимание ли. Сострадание. Какую-нибудь живую эмоцию.

Глаза Кати напряженно сузились. Артем нахмурился. Но выражение их глаз не изменилось.

– Накануне происшествия мы с ней встретились. Я видел, что Марина не может найти себе места. Она была в плохом настроении, в подавленном каком-то. Я начал расспрашивать ее, и какое-то время не мог добиться от нее внятных ответов. Но потом она рассказала… Карловский работал в милиции. Он был на хорошем счету, многие считали его образцовым работником. Но как-то раз в одном из разговоров с ней он случайно обмолвился об одном из закрытых дел, которое вел. В ходе следствия какая-то из ниточек потянулась к нему. Он быстро справился с ситуацией, и его причастность к делу осталась незамеченной. Сам он объяснил это ей стечением обстоятельств и совпадений. Но Марина забеспокоилась. Стала подозревать, что этот случай не единственный. Что Карловский тратит на нее слишком много, чтобы казаться честным и неподкупным. И в один из дней она каким-то образом узнала правду о нем. О его связях с бандитами. Во время той нашей встречи она не рассказала мне подробностей. Мы договорились встретиться еще раз. Но на следующий день… ее не стало…

Последние слова я произношу с надрывом и начинаю хрипло кашлять. Дрожащими руками хватаю бокал и допиваю то, что там было – остававшееся в нем шампанское. Судорожным движением вытираю рот. Почти всё.

– Через день я попытался связаться с ним, договориться о встрече. Наверное, это было глупостью с моей стороны. Конечно, я не упомянул о беседе с Мариной во время нашего с ним телефонного разговора. Как потом оказалось, единственного. Но это и не потребовалось. Видимо, он уже знал о нашей с ней встрече. И среагировал быстрее, чем я ожидал. И более нагло, чем я мог себе представить. Карловский просто организовал еще одну аварию. Только на этот раз жертвой стал я. Не знаю, хотел он моей смерти или нет. Но он добился главного. Я замолчал надолго. А когда стало возможным что-то предпринять, он пропал. В ту пору из милицейских рядов стало исчезать много самых разных людей. Видимо, в числе уволенных или уволившихся оказался и он. Ваш теперешний начальник. Папа Карло.

Я опасаюсь очередной длительной паузы. Но на сей раз молчание длится недолго.

Его прерывает Катя.

– Ты думаешь, я поверю в это? – говорит она тихо.

– Что? – переспрашиваю я, не понимая смысла ее вопроса, и поворачиваю голову к ней.

Я не заметил момента, когда Катин взгляд изменился, хотя по ходу монолога старался чутко ловить каждую их эмоцию. Теперь ее глаза полыхают огнем. Ярким и недобрым.

– Я спрашиваю – ты считаешь, что в твой рассказ можно поверить? – с нажимом повторяет она, явно пытаясь сдерживать эмоции.

– Что значит «поверить»? – растерянно роняю я.

И тут ее пламя вырывается наружу.

– Поверить – значит, посчитать, что так оно и было! – гневно выкрикивает она, буравя меня глазами. – А в твою историю я не верю ни секунды! Для чего ты ее придумал?! И когда? До нашего прихода или уже во время?! А?

– Катя, что ты гово… – пытаюсь лепетать я в ответ.