Осколок

А Горяеву уже совсем не было страшно. Он хотел показать коменданту, что может быть мужественным. Он хотел, чтобы его сейчас видели мать и Леля. Они будут гордиться им.

— Не стрелять, — скомандовал Усов.

Горяев посмотрел в щель. Двое немцев осторожно пробирались к доту между заграждениями, неся белые флажки.

— Убирайтесь ко всем дьяволам! — закричал Усов. — Стрелять буду!

— Русс, сдавайсь! — кричал немец, видимо, офицер. — Вы будете гуляйт, сдавайсь!

— Зато вы больше не будете гулять, если не уберетесь отсюда, — ответил Усов.

— Может быть, они ничего не сделают… — пробормотал Альянцев.

— Молчать! — закричал комендант.

— Уходите отсюда! — со злостью отрезал Горяев, сжимая ручку затыльника пулемета. — Вы трус, вы боитесь! Стыдно, — добавил шепотом.

— Русс, сдавайсь! — кричал немец. — Мы дадим, русс, жизнь!

Слова гитлеровца подействовали на Усова, как оскорбление.

— Считаю до трех… раз… два…

Немцы, должно быть, неплохо понимали русский счет. Они начали пятиться, потом быстро пошли, затем побежали.

— Три! — засмеялся комендант и скомандовал: — Огонь!

6

Кто стрелял из станкового пулемета, тот знает: это оружие недоступно для пехоты противника, пока есть патроны и жив хотя бы один пулеметчик. Кто попадал под огонь пулемета, тот чувствовал его силу. А у гарнизона маленькой крепости патронов было достаточно, и пулеметчики твердо держали рукоятки затыльников.

При каждой попытке немцев приблизиться к доту станковые пулеметы посылали на них через амбразуры губительные очереди свинца. И фашисты падали с перекошенными лицами — одни от злобы и чувства бессилия, другие — от предсмертных судорог. Одни поспешно уползали, другие оставались лежать навсегда. И снова над полем поднимались редкие кустарники, перебитые ветви которых теребил усталый и беспутный ветер.

Станковый пулемет! Мы смотрим на пригнувшееся массивное тело пулемета и вспоминаем Анку-пулеметчицу из Чапаевской дивизии. Мы помним разгром интервентов, посягнувших на молодую Советскую республику. Проносятся взмыленные горячие кони, запряженные в тачанку. И из-за колеса, привстав на четвереньки, выглядывает вздрагивающий, серый от копоти пулемет. Замаскированный, словно обросший зеленью, он расчищал путь для наступающих стрелков у сопки Заозерной. Покрытый белилами, пулемет был незаметен в снегах Финляндии…

Сержант Усов тоже помнил Финляндию в марте тысяча девятьсот сорокового года. Земля и лес, маскировочный халат и станковый пулемет — все имело один сливающийся белый цвет. Тогда предметы потеряли свои очертания и издали были невидимы. Станковый пулемет Усова хлестал длинными очередями по кронам деревьев, сбивая на землю обильный снег и злых белофинских «кукушек».

Прошло полтора года. И снова сержант Усов держится за ручки затыльника. Пулемет бьет оглушающе и методически четко. Частая отдача, словно электрический ток, передается на тело. Ствол поворачивается, как шея необыкновенного животного. Усов стреляет, рассеивая огонь по фронту. Он весь в напряжении, стиснуты зубы, и голова часто трясется в такт пулеметной очереди.

— Сволочи! — срывается с воспаленных губ коменданта.

Снова вздрагивает и ползет в приемник пулеметная лента. Дым застилает амбразуру. На поле опять остаются одни низкорослые изуродованные кустики.

— Получили? — злорадно кричит комендант. — Получили, гады?!

Никогда еще не видели бойцы таким своего командира. В пылу он рванул воротничок гимнастерки так, что пуговица отскочила далеко в сторону. Он не заметил этого.

К нему подбежал дежуривший у входной двери Ершов.

— Товарищ сержант, у самой двери мина лопнула!

— «Лопнула»! — передразнил комендант и безнадежно махнул рукой: учить было некогда.

Закончился день, прошла ночь. Вновь начался день. Немцы дважды ходили в атаку, пытаясь овладеть укреплением. Они были настойчивы, но в перерывы между атаками держались далеко от дота.

В полдень, когда фашисты скрылись в лесу, сержант Усов собрал свой гарнизон. Он только что разговаривал по телефону с командиром полка. Комендант не спал две ночи. Он чувствовал тупую боль в висках. Серое от копоти лицо оживляли лишь глаза.

— Сегодня ночью, — сказал комендант, — наши переходят в контрнаступление. При успехе мы завтра опять будем со своими. Ночью никому спать не придется. Потому приказываю: все, кто не отдыхал сегодня, — сейчас спать. Остальным приготовиться…

Усов снял гимнастерку, обвязался, как поясом, полотенцем и пошел умываться. Потом он достал зеркало и бритву и побрился. Пришил к гимнастерке недостающую пуговицу и впервые за три дня прилег на топчан. Закрыл глаза, но сразу же поднялся и позвал Любова.

— Выдайте дневной паек, норма остается прежняя — по два сухаря. В пятнадцать ноль-ноль по телефону зачитают сообщение Информбюро. Можно провести беседу.

Комендант откинулся на топчан, подложил руку под голову и моментально заснул.

7