Потом, в другие вечера, к ней приходили подруги по работе. Немногословно переговариваясь, они вместе с Елизаветой Васильевной нашли занятие — шили и вязали для фронта рукавицы. Все жили одними мыслями — и общими, и своими. Кто-то из них перенес такое же горе, как и Елизавета Васильевна, другие ждали писем с фронта.
В посылки, кроме рукавиц, они складывали все, что находилось дома: белье, теплые рубашки, свитера. Пригодится, все равно кому-нибудь пригодится! И адрес на посылках писали краткий: «Фронт. Нашим защитникам». На почте им никогда не отказывали в приеме таких посылок.
Проходили горькие дни, недели, месяцы… И уже годы продолжалась война. Но вот наступили большие дни радостей и на фронте, и в тылу. Советская Армия стремительно погнала врага на запад. Один за другим освобождались родные города, освобождалась родная земля.
И наконец — граница, и наконец — наши войска на чужой и на освобожденной земле, за которую еще ожесточенно цеплялись обреченные гитлеровцы.
Девятое мая — Победа.
Это была всенародная, величайшая радость радостей. Но она, Елизавета Васильевна, ждала еще одну радость — возвращение мужа. Он уже не молодой, после победы его в армии долго не задержат.
…В яркий день внезапный бросок угольно-жгучего мрака оглушает человека.
Мир отпраздновал победу. После четырехлетних страданий звучало ликование в душах людей, а ей пришло позднее горестное известие: в Будапеште погиб муж.
Кто мог вынести такой удар, вторичный жесточайший удар судьбы?! Кто?..
Как и три года назад, сидела она на кровати, застывшая, безмолвная, одинокая.
Было все так же. И тихо, тихо все кругом.
Потом так же уходили годы. И жила и живет с болью в сердце, но с достоинством сильная русская женщина Елизавета Васильевна.
ФРОНТОВЫЕ КОРРЕСПОНДЕНЦИИ
Фальшивых дел мастер
Чем-чем, а подлогами, подменами и разного рода фальшивками фашистского фюрера не удивишь. Геббельс из всех сил старается, язык на сторону, а фюрер или усмехается, или злится. «Старо», — говорит, — или еще хуже: «Нечистая, — говорит, — работа».
И вот уже около месяца Геббельс в немилости ходит. А ведь, казалось, какой мастер был! Мюнхенскую школу шулеров прошел, у мошенников с мировыми именами учился, сам на этом имя заработал и звание фальшивых дел заслуженного мастера получил. Практика огромная. Начинал с колоды крапленых карт. Теперь исторические факты подтасовывает и карту мира крапит. О документах говорить не приходится. На имя самого дьявола паспорт заготовить может.
И тем не менее фюрер им недоволен. Провалов стало уже очень много. Не только за границей — в Германии перестали верить. Тогда Геббельс приуныл, но решил не сдаваться.
— Удивлю Вас, мой фюрер, не будь я Геббельс!
Так и сказал. И ушел думать. Думал ни много ни мало пять дней. Ничего не придумал и решил подавать в отставку.
А у фюрера болезнь приключилась — старая болезнь вернулась, мягко говоря, психическое недомогание, мания подделки и подмены. Показалось фюреру, что Геббельс уже что-то придумал и начинает удивлять.
Все началось с прихода Геринга.
— Напрасно в Россию сунулись, — сказал Геринг. — На свою голову. Не унести ног будет, пожалуй. Не повернуть ли назад?..
Фюрер глаза вытаращил. Кто это говорит? Геринг, его ближайший сподвижник по захвату чужой земли и чужого добра!
— Нет, это не Геринг, — сказал себе Гитлер, — подмена. Не иначе, Геббельс действовать начал, подменил Геринга. Он мастер на подделки и подмены. Придумал, сукин сын.
Доложили фюреру, что танковые части Гудериана разбиты и откатились. Не поверил фюрер. Одно твердит:
— Подмена, подделка. Гудериан — не тот, танки — не те, Красная Армия, что Гудериана разбила, — не та. Все подделано, все подменено. Знаю, он мастер на эти штуки, этот Геббельс!
Однажды, в момент просветления мысли, Гитлер все же сказал по радио:
— Мы ошиблись в вопросе о том, какую силу представляет наш противник.
Но тут же фюрер испугался своих слов.
— Сукин сын, этот Геббельс, он уже, кажется, и меня сумел подменить, — в бешенстве кричит фюрер. — Я — не Гитлер, и Гитлер — не я, и я — не я. Подать сюда Геббельса!
Привели Геббельса. Тот стоит, трясется, как осиновый лист, не подозревает, что у фюрера временно «не все дома».
— Не сдержал, — говорит, — я своего слова. Ничего не придумал. Не Геббельс я отныне…
И тут произошло необычайное. Гитлер успокоился вдруг и пробормотал в восторге:
— Вот это я понимаю. Даже самого себя подменил, сам признался. Это вам не эрзац хлеба и нефти сотворить. Настоящий спец по подлогам и подделкам. Ладно, приступай к своей работе.
И Геббельс приступил снова подделывать, подменять и фальшивить.
В бою побеждает храбрый