«Я мог бы быть здесь сегодня ночью, — подумал он. — Мог бы купать дочку, а вместо этого потягивал пиво и играл в карты».
Он провел покрытой сажей рукой по глазам, размазывая по лицу черные слезы. А теперь она лежит голенькая на улице, и ее глаза засыпает пепел.
Обломки здания, упавшие далеко от его остова, догорали, превращаясь в унылые головешки, среди которых Арчи разглядел осколки чьих-то: чайник, обгоревшая пружина, керосиновая лампа, ножик.
Словно принесенный пожаром, аромат лаванды окутал Арчи, напомнив ему запах дома родителей Хелен и гуся, которого они ели на прошлое Рождество. Именно тогда он подарил Хелен ботинки, в которых она умерла. А ее мать подарила набор ложек, вилок и ножей.
С хриплым воплем Арчи ринулся в огонь, перепрыгивая через кучи дымящегося мусора. В толпе закричали, но слов не разобрать. Да где же эти пожарные с их новенькими паровыми машинами? Что с них толку, с этих машин?
Арчи пинком выбил нож из груды тлеющих углей. Искры взлетели вверх, захваченные потоком горячего воздуха, и северный ветер унес их прочь. Ему опалило волосы и высушило слезы на щеках. Обернув обе руки полой пальто, Арчи поднял нож и бросился обратно через улицу. В толпе снова закричали.
Арчи уронил горящий нож и скрючился, рыдая и глядя невидящими глазами сквозь облачко пара от собственного дыхания. Его взгляд снова задержался на искрах. Казалось, они не просто падают, а летают, ныряя и кружась, словно игривые птички, постепенно уносимые завывающим ветром.
«Женские лица», — подумал он. Ему ведь почудились женские лица в пламени. Лицо Хелен, она прощалась с ним, а он даже не понял, куда смотреть.
Ветер переменился и яростным порывом метнул искры обратно в огонь, как будто они прятались от ночной стужи. Сверху дождем сыпался пепел. С оглушительным грохотом остатки дома рухнули до самого основания, балки посыпались прямо на выложенные в ряд тела. Порыв обжигающего воздуха сбил Арчи с ног и повалил на утоптанный снег.
«Даже похоронить нечего, — подумал он без всяких эмоций. — По крайней мере они больше не лежат голыми на улице».
Снова подул пронизывающий северный ветер, и Арчи съежился, глядя невидящими глазами на горящие балки — черные тени в самом пекле пожара.
— Я думала, ты бросишься прямо в пламя, — сказал голос с испанским акцентом. Арчи тупо кивнул — и вздрогнул, осознав, кто произнес эти слова. Пожар догорел, и, пошевелившись, Арчи почувствовал, как от холода заскрипели колени. Как долго он смотрел в огонь? Толпа разошлась, пожарные уехали на юг. У его ног лежал покрытый сажей и совсем остывший нож. Арчи поднял его.
— Этим горю не поможешь, — снова заговорила старая повитуха. — Только на себя самого навлек бы вечное проклятие, — тихо сказала она. Арчи слышал постукивание бусинок — старуха перебирала четки. — Всех, кого ты потерял сегодня, ты увидишь снова, если будет на то воля Божья. — Она помолчала и вздохнула. — Хелен и маленькую Нана… Джейн.
Арчи не сводил взгляда с булыжной мостовой — горячее лезвие ножа растопило снег.
— Значит, это в самом деле была Джейн? — спросил он. Ему показалось, что он плачет, однако огонь высушил его глаза. — Я не мог сказать наверняка: она… она слишком…
Он вяло махнул рукой в направлении обгоревших развалин. Деревянные бусинки снова застучали, когда повитуха положила узловатые пальцы ему на плечо.
— Вторник, сеньор Арчи, — тихо сказала она. Отсветы догорающего пожара углубили тени морщин на ее лице. — Ты же знаешь, какой сегодня день. Она ждала тебя, потом они пошли вниз, а люди на улице стали кричать «Пожар!». Те, кто вырвался наружу, разбежались, а она не хотела оставить девочку. Трое мужчин вытащили ее через окно, она все еще держала в руках твою дочь. Пожарные положили их рядом.
Арчи стоял, загребая снег на оголенный кусок мостовой под ногами.
— Ее нет, сеньор Прескотт. Чудесная была малышка, — сказала старуха, и он, спотыкаясь, пошел прочь. Карман, в котором лежали последние три доллара, оттягивала тяжесть ножа. Арчи убегал от толпы, от гвалта, от дыма и от невыносимого горя.
КНИГА ПЕРВАЯ
Тепеилуитль, 3-Череп — 8 сентября 1842 г.