Я молча направилась в молельню. Эта комната стала значительно больше и богаче. Если раньше это была небольшая комнатушка с несколькими иконами и подставкой для свечек, то теперь — довольно большая зала с алтарём и статуей Императора у дальней стены, держащего в руке огромный меч. Сам алтарь явно был из мрамора. В комнате также имелось с пол сотни икон разного размера с ликами Святейшего, а также стояло две резных скамьи. Так вот куда все деньги-то уходят вместо ремонта особняка. Ну теперь понятно.
Священник стоял на коленях перед статуей и молча молился.
Вся эта комната вызывала у меня глубокое омерзение, как и сама её владелица. Меня ужасно злил Орден со всеми его правилами, но это уже было просто за гранью. Мамашка-святоша молится, жертвует деньги церкви, ходит на все службы, устроила дома часовню, а сама продала собственного ребенка. Тварь лицемерная.
К несчастью, капеллан меня заметил и пригласил присесть на скамью. Я молча села и положила ногу на ногу, даже не пытаясь скрыть сильное недовольство. И снова подумалось о демонах. Самый ужасный грех мною уже совершён, а эти никчемные старцы всё надеялись сделать из меня удобную послушницу и присоединить к своему стаду болванчиков, нет уж, хренушки.
— Твоя матушка — очень уважаемая прихожанка, столь религиозную женщину ещё поискать, — с каким-то даже благоговением проговорил он. — И для меня было честью, когда она оказала мне такое доверие и позвала на сегодняшний вечер. Я знаю, что ваши с матушкой отношения очень, скажем так, непростые, но я скромно смею надеяться, что ты тоже станешь посещать нас почаще.
Обязательно, как раз захвачу с собой двух демонов.
— Что от меня нужно? — сухо уточнила я, желая разделаться с этим фарсом побыстрее, но старец продолжил гнуть свою линию.
— Замужество — важный шаг в жизни девушки, и в него нужно входить с чистыми помыслами и открытой душой. Ты маг, а значит, уже затронута силами, которые церковь не очень одобряет. Став женой и матерью, ты должна будешь отринуть прошлую себя, со всеми своими прегрешениями. Избавься от них, открой душу Святейшему и яви поступки, которых ты стыдишься, мысли, которых не должно быть, и желания, что ведут тебя на опасную дорожку, уводя от света Его.
Капеллан встал, зажёг благовония и снова опустился на колени, бубня очередную молитву.
— Сядь рядом со мной и помолись, дитя.
Я не сдвинулась с места.
— Я сказал сядь и помолись.
Закатив глаза, я нехотя поднялась с лавки и опустилась рядом с ним.
«О святейший император, — подумала я про себя, — как же я хочу, чтобы весь этот город, твоя церковь и Орден исчезли из этого мира навсегда, захватив с собой всех последователей, в особенности Леонору, а от меня наконец отвалили. Провались вообще вся империя пропадом».
— Скажи же, юная дева, что гнетёт тебя больше всего, — не вставая с колен обратился он ко мне.
— Когда всякие посторонние люди лезут в мою жизнь, — тут же выдала я.
Священник некоторое время молчал, смотря на меня квадратными глазами, а я не спешила что-либо добавлять.
— Так не пойдёт, — пробубнил он, — ты должна выплеснуть всё свое недовольство, что копилось все эти годы. Не стесняйся, всё сказанное останется только между нами и Святейшим.
— Правда? — картинно удивилась я, — ну ладно. Меня очень гнетёт, что магия увядает, и целители всё слабее и слабее. Может, лет двести назад они могли вылечить страшную болезнь Леоноры, но сейчас это явно невозможно.
— Какую болезнь? — испугался капеллан.
— А такую. Она гнилая лицемерка.
— Что вы себе позволяете, юная леди?! — возмутился священник, — это великое таинство, важнейший шаг, где у вас есть возможность очистить душу и получить наставление! А вместо этого вы оскорбляете свою матушку, уважаемого человека, между прочим, и всячески саботируете причастие! Как вам не стыдно? Современные нравы меня всё больше и больше пугают, особенно у магов Ордена…
— А знаете что, — прервала я его, — вы правы, мне действительно нужно очистить душу, ну так слушайте. Когда служба в Ордене заканчивается и нужно укладываться спать, я выхожу на улицу и иду вдоль домов, ища то, что греет мою чёрную душу. Я давно должна была признаться и покаяться, но мне было стыдно.
— В чём же? Не бойся, что бы ты не сказала, я пойму, — в его голосе звучало явное нетерпение.
Я сделала картинную паузу, а потом постаралась принять максимально скорбный вид.
— Я ем младенцев, — призналась я, — по понедельникам и четвергам. А в остальные дни трахаюсь с демонами. Но кроме воскресенья, в воскресенье у меня выходной.
— Да что вы себе вообще позволяете! — вскочил он, чуть не выпуская носом клубы дыма.
Я посмотрела на его раскрасневшееся от гнева лицо и просто захохотала, а потом поднялась с колен и пошла на выход.