Осколки легенд. Том 2

— Прости за банальность, но твои «поровну» и «по-честному» всегда имеют сальдо не в мою пользу, — заметил я, беря из корзины треугольный пирожок. — Но вообще я ничего не понял. О каких подарках идет речь? Куда Дед Мороз их положит? Вы о чем?

— Если совсем точно — добрый дедушка под елочку эти подарки уже положил, — мягко пояснила Марфа. — Уже много лет назад. И мы смело можем их из-под нее забрать. Мы же хорошо себя вели в этом году? Я — точно.

— Слушай, я вроде все знаю, о чем эти двое говорят, но начинаю путаться, — пробасил оборотень. — Короче. Дед Мороз, когда его в СССР отменили, очень сильно обиделся и спрятал счастье под одной из елок, стоящих в лесу. Каком — не знаю, это вон ведьма в курсе. Кто его найдет — тот молодец, тому хорошо станет.

— Какой развесистый бред! — восхитился я и глянул на наполовину пустой графин с прозрачной жидкостью. — Тут точно водка?

— Точно, — заверила меня Стелла и налила мне рюмочку означенного напитка. — Сам убедись. Но Арсений прав, все так и есть. Сегодня мы можем пойти и забрать себе немного счастья. Не знаю, как ты, но я от него точно не откажусь.

— Все так, — подтвердила Марфа. — Мороз Иванович характер имеет суровый, это у него не отнять. На детей его нелюбовь не распространяется, он им первый заступник, но взрослых, когда те дурью маются, не жалеет никогда. Вот и осерчал в свое время, когда его хулить начали, да еще и злодеем выставлять. Хотя его можно понять, кому такое понравится?

— Нас вот тоже вечно во всех бедах винят, — пригорюнилась Стелла. — Мол, и злые мы, и коварные, и жадные. А мы ведь не такие!

— Такие, такие, — прервал ее я. — Марфа Петровна, так что там дальше?

— А что дальше? — Глава ковена взяла рюмку, которую наполнил водкой оборотень, и лихо ее тяпнула. — Осерчал он, сказал, что уходит, а после так и сделал. Мол, раз я вам не нужен, то и вы мне не нужны. Мерзните зимой в одиночку без душевной радости. А перед тем в заповедном лесу зарыл ларь со счастьем, сказав, что если людям оно ни к чему, то пусть его нелюди себе забирают. Соберутся вчетвером в заветную новогоднюю ночь, найдут нужное дерево, отыщут спрятанное, выкопают и после им владеют.

— То есть — счастьем? — переспросил я. — Тем, которого много, всем и за здорово живешь?

— Ну, много его там или немного — не знаю. Но мы разделим честно, по двадцать пять процентов каждому. Доли Стеллы, как было сказано, в том ларе нет. Если хочешь, делись с ней своим счастьем. Или не делись. Лично я бы не стала.

— А кто тогда четвертый? — обвел я взглядом сидящих за столом.

— Лесовик, — как-то даже удивилась моей недогадливости Марфа. — Без него мы сейчас до нужного места просто не дойдем, в сугробах увязнем. Зима-то снежная выдалась. Или заблудимся. Арсений, конечно, в лесу как дома, только лес-то для него чужой. Зато силы в нем — за троих. Короче — звезды сошлись, Валера. Я про этот клад давно уж знаю, и только четвертого элемента не хватало. Тебя! Твое здоровье!

То, что еще пару минут назад звучало как бред, приобрело вполне себе реальные очертания. В первую очередь, потому что Дед Мороз превратился в сурового Мороза Ивановича, в реальности которого я не сомневался, поскольку знал тех, кто с ним сталкивался лично. Хотя все равно не очень представлял себе, как выглядит счастье. В смысле — какова его материальная форма? Оно выглядит как что?

— Еще один момент, — глянул я на Марфу. — Речь шла о нелюди. Каким боком я к ней отношусь? Я же человек.

— Ровно настолько же, насколько и я, — парировала глава ковена. — Технически мы оба люди. А по факту… Тебе же в нашей компании выпивать интереснее, чем в любой людской, верно? С нами ты о насущном поговорить можешь, найти массу общих тем и знакомых, а с ними что? Вот и думай, насколько ты человек, а насколько нет.

— Так едем? — бухнул, как кулем о лед, Арсений. — Или нет?

— Едем, — взял в руку рюмку с водкой я. — Счастье такая штука, которую игнорировать никак нельзя. Оно ведь, как тот Мороз Иванович, тоже может обидеться и начать игнорировать меня.

— Хорошо сказал, — заметила Марфа. — Время есть, сидим, выпиваем, закусываем. Последнее — обязательно, чтобы нас сильно не развезло, все же три часа на машине трястись.

— В смысле? — тряхнул головой я. — Время есть, хоть ехать три часа?

— Так ларь непростой, — пояснила Марфа. — Понимать должен. Он в руки дастся только тогда, когда часы в новогоднюю ночь двенадцать пробьют, не раньше. И не позже, у тебя от силы час будет на все про все. А то и меньше. Я просто точно не знаю. Может, вообще минут пять, как в той песне.

— Там про «до», а не про «после», — хмуро сообщил ведьме я и немедленно выпил.