Абрамов задумался: в чем-то она была права. Легко он бы не дал Руслане развода. Если бы она с дочкой съехала, он вернул бы… Нет, не ее – дочку, отвез бы девочку к своей маме. Потом судился бы за Настеньку и, скорее всего, отобрал.
– Я не самый лучший человек, – сказал он. – Говно, можно сказать. Такая девяностокилограммовая куча. Но если бы ты угодила в больницу с тяжелым ранением, я бы сидел у твоей кровати, а не вытряхивал из заначек бабки, а из шкатулок золотишко… Ты даже мое обручальное кольцо прихватила! Его в ломбарде примут максимум за треху. Ты настолько мелочная?
– Брала не для себя.
– Для Бориски?
– Для дочки. Боялась, что ты не будешь помогать. Не знала, что ты настолько ее любишь. Ты же с ней даже не играл. Обычно заходил, чтобы поцеловать спящую. Но это же так, для галочки.
– Уйди, – попросил Матвей. – Просто исчезни. Иначе я тебе опять надаю тумаков.
И она убежала. Подобрала длинный плащ и засеменила на неустойчивых танкетках.
Абрамов уселся в машину, сунул ключ в замок, завел мотор, но не тронулся с места… Он шарахнул кулаком по рулю, потом опустился на него лбом.
Почему прошлое не отпускает? Старший опер Котов не дает забыть о нем на работе, пусть ничего не говоря, но выражая презрение. Директор ДК Анна Ивановна Кулеж вспоминает о бурной молодости его папы – их семья несколько раз была на грани развала из-за его измен. Всплыл даже друг юности Дениска, ставший Данаей…
А теперь жена.
Не успел он зайти в кабинет, как туда же просочился очень толстый человек в белом халате. Именно просочился, потому что, несмотря на вес в сто пятьдесят кило, был очень подвижным, вертким. Желейный человек – так называли криминалиста Попова по аналогии с Железным.
– Матвеюшка, просьбишка к тебе, – сказал он.
– У меня к тебе тоже. Давай употреблять слова без этих уменьшительных суффиксов.
– Давай, но сразу после того, как ты мне кофеечку нальешь. А то у меня кончился.
– Слушай, займись сам. – Он указал на тумбу, где все имелось: и чай, и кофе, и сахар, и чашки с ложками. Было даже овсяное печенье.
– Негостеприимный ты, Абрамов.
– Я вообще человек-говно. – Матвей вспомнил свое утро.
– Да. Но и оно может быть…
– Летите, мухи, ко мне, летите! Так, да? – Абрамов наконец улыбнулся.
– Именно. Я знаю много таких… приветливых куч. Некоторые с нами работают. – Желейный человек начал колдовать над двумя чашками, то есть он и о Матвее подумал. Правда, не спросил, чего тот хотел бы. – А ты слышал, Васек транса снял в клубе?
– Я – да. А ты откуда? – Абрамов никому о конфузе Башки не рассказывал.
– Сам признался. Вчера. И сообщил, что он – или она надо говорить? – твой знакомый.
– Да, играли когда-то в волейбол. Звали его Денисом и слыл он первым бабником нашей спортшколы.
– А теперь?
– Выступает в травести-шоу, путешествует, тусуется по клубам, снимает пареньков.
– Какая у людей жизнь интересная, – восхитился Попов. – А у меня работа, дом и все.
Он рано женился, года в двадцать два. Растил двоих детей, первый – от предыдущего брака жены. И она, и ребятишки души в Попове не чаяли, но на работе он мог быть злым – редко, и все же. Если ему мешали, просто выталкивал пузом надоеду со своей территории, как борец сумо с татами. Орал, кидался инвентарем, но только в тех случаях, когда не мог найти ответов на вопросы, что сам перед собой поставил.
– Но я нашел время, чтобы посмотреть тот корейский фильм, – продолжил Попов, сделав им кофе.
– Какой?
– Где убивают ударами в шею. Тебе что, Головин не рассказывал?
– А, да, помню. Точка, где бьется жилка, и если туда что-то вонзить?..
– Он был прав. Вот Башка – это Башка! Умный, зараза.
– Значит, двух «туалетных» жертв, – да, они цинично именно так их и называли, – убили, как в каком-то дешевом боевике…
– Называется «Пульс». И он неплохой, знаешь ли. В стиле раннего Тарантино. Финальная сцена так красиво снята. Шея, вена, пульс… Еще музыка такая тревожная фоном… Потом удар!
– Отверткой?
– Нет, там был скальпель – дело в больнице происходило. В общем, убийца всадил его в шею и тут же вытащил, чтобы кровь начала брызгать. Она залила белоснежную подушку за считаные секунды. Пациент скончался, а киллер швырнул скальпель на пол и ушел.
– Надо мне тоже глянуть.
– Я тебе кину ссылку.
– Компьютерщики уже это сделали. У «Пульса» куча фанатов, кстати. Их возрастная категория от четырнадцати до двадцати двух.
– Да, среди молодежи сейчас все корейское в моде. У меня старшая дочка фанатка какой-то их мальчиковой группы… Или нескольких, я не пойму, они все на одно лицо.
– Это расизм, дорогой мой товарищ.
– Да я сейчас не об азиатах в целом, а о пацанчиках из корейских бойз-бендов. Все маленькие, тощенькие, хорошенькие, как куколки, с тотальной пластикой и крашеными волосами.
– То есть наши российские поп-голуби на их фоне?..
– Супермачо.
Абрамов усмехнулся и принялся за свой кофе. Разговор с Поповым не только отвлек его от событий утра, но и переключил на работу.