– Можно сначала воды, почтенный учитель? – Алекс вытерла пот. Ей казалось, что в комнате очень жарко. Она огляделась вокруг. Свет на доску и столик падал из большого, плотно закрытого окна.
– За стеной кухонные печи, – пояснил мужчина. Он, казалось, совсем не чувствовал жары. Хотя даже на лицах разоруживших Александру соратников выступили капли пота.
Глядя на Алекс мертвыми, рыбьими глазами, учитель подошел к бадейке и зачерпнул большой ковш.
– Хватит?
– Да, – Александра протянула руку.
– Получишь, когда правильно назовешь все буквы, – сказал он, ставя ковш на лавку у стены. – Повторяй за мной: Цинь, Ляо, Кун, Со, То, Дей, Зи, Аве, Еши…
Первые два десятка у нее просто отскакивали от зубов, следующие пошли хуже. За каждую неправильно названную букву мужчина выливал обратно в бадью оловянный стаканчик воды.
– Неплохо, – похвалил учитель, протягивая ковш. – Осталось почти половина.
Александра молча тянула воду мелкими глотками.
– Теперь будем писать.
Она вытерла пот.
– Здесь очень душно, почтенный учитель. Нельзя ли открыто окно?
– Нет, – спокойно возразил мужчина. – Мне надо обучить грамоте деревенского увальня за два дня. Бить тебя не разрешили. Калечить тоже. Как же я вобью грамоту в твои тупые мозги?
Алекс подвинула к себе бумагу и чернильницу, а учитель налил себе воды и громко, со вкусом выпил.
На ее счастье, мужчина не предъявлял чрезмерных требований к чистописанию, и когда Александра вновь почувствовала сильнейшую жажду, в ковше еще оставалось немного воды.
– Ты не похож на деревенского дурачка, – прокомментировал ее успехи учитель. – Посмотрим, как у тебя получится составлять слова.
Он повернулся к доске и взял кусок древесного угля.
Вот тут ей пришлось по-настоящему худо. К тому же переработанная вода уже стала проситься обратно. Алекс сделала попытку встать. Соратники вскочили.
– Отлить хочешь? – заботливо поинтересовался учитель.
– Очень, – она криво улыбнулась.
– Напиши правильно слова, и я открою в сиденье дырку. Ты сможешь сделать свои дела в горшок. Если напишешь неправильно, будешь сидеть в мокрых, вонючих штанах.
– Сволочь! – тихо скрипнула зубами Александра. Казалось, еще миг, и она разревется. Даже под ударами палки Вонгыра Алекс не чувствовала себя такой униженной. Ужасная резь внизу живота мешала сосредоточиться, перо выскакивало из пальцев, а мужчина медленно, с расстановкой диктовал: «господин, госпожа, раб, делать…» Он закончил, когда у Александры перед глазами уже плыл туман. Еще чуть-чуть, и она или умрет, или обмочит штаны.
– Больше половины правильно, – похвалил мучитель. – Ты заслужил свой горшок.
«Разве это феодализм? – думала Алекс, лихорадочно развязывая пояс. – Это же фашизм какой-то!»
Мужчина, не брезгуя, сам пошел выносить горшок. Пока он отсутствовал, Александра сидела закрыв глаза и тихо беззвучно плакала.
– Слезы только уменьшат количество влаги в твоем теле, – раздался нудно-равнодушный голос. Она даже не заметила, как мучитель вернулся.
И пытка продолжилась. За окном стемнело. Дважды в комнате сменялись охранники. Алекс уже не помнила, сколько раз она потела и высыхала в этой душной жаре, где каждую каплю воды приходилось буквально вырывать из рук равнодушного монстра, и не меньше усилий требовалось, чтобы пристойно избавиться от переработанной воды. Ее «класс» навестили. Александра не стала разглядывать посетителя. В это время она старательно выводила предложение, открывавшее дырку в стуле.
– Передай господину, – сказал старик вошедшему, а дальше послышалось только: «Бу, бу, бу».
Выпроводив посетителя, учитель проверил написанное и остался доволен. Тонгойское письмо не отличалось большой сложностью, да и разум жительницы двадцать первого века все же оказался более гибким, чем у здешних крестьян. Она уже потеряла счет времени, к жажде добавился голод, но Алекс помалкивала. А то еще накормят воблой и без пива. Кажется, даже учитель начал уставать. Он перестал писать на доске и только диктовал, сидя на лавке. Все чаще и чаще мужчина прикладывался к воде. Лицо осунулось, постарело, под глазами набрякли мешки, голос стал хриплым, а седые волосы слиплись от пота. Только глаза продолжали оставаться тусклыми, как оловянные пуговицы, да интонация была все такой же безжизненной.
Даже кошмар когда-нибудь кончается. Неожиданно для нее учитель наклонился и отпер кандалы на ногах.
– Иди, – тихо проговорил он, вытирая пот. – Тебя проводят.
Александра вскочила и едва не упала обратно в страшное кресло. Она с ненавистью взглянула на мучителя. Тот сидел, закрыв глаза, прислонившись спиной к стене, и тяжело дышал. От перенесенных страданий у Алекс не оставалось сил даже двинуть ему, как следует. Да и соратники (уже третья пара) не сводили с нее внимательных глаз.
За дверью ее ждал слуга в противном коричневом жилете с фонарем в руке. Подождав, когда из «учебного класса» выйдут соратники, он быстро зашагал по коридору, заставив обессилевшую Александру торопливо семенить за ним.