Осиротевшее царство

Едва сдерживая слёзы, смотрела царевна на угасающую жизнь императора-отрока, стоя в нескольких шагах от его кровати, чтобы не заразиться.

— Лиза, отойди ещё дальше, дальше отойди от меня, заразишься! — слабым голосом произнёс Пётр II.

— Я не боюсь, государь! Чему быть, тому не миновать!

— Нет, Лиза, тебе надо беречься. Ведь ты молода, хороша! Помнишь, Лиза, я хотел на тебе жениться?

— Помню, государь!

— И женился бы, да ты, Лиза, не хотела. И как хорошо было бы нам обоим, да и всем!.. Случилась бы вот такая болезнь, как теперь, и я был бы спокоен. Ты походила бы за мною, Бог дал бы, и я поправился бы, а нет — так меня на троне заместила бы!.. Да вот не захотела ты тогда! А только думаю, что и не будучи венчана со мной, ты всё же после меня престол получить могла бы. Ведь ты — самая близкая мне по дедушке. Вот возьму да и назначу тебя моей наследницей.

— Нет, Петруша, не надо, зачем! Выздоровеешь ты, и у тебя будет свой наследник.

— Лиза, зачем ты смеёшься надо мною?

— Бог с тобой, Петруша, я и не думаю смеяться. Да и смею ли я?

— Нет, Лиза, мне не поправиться, я скоро умру! А знаешь ли, что выдумали Долгоруковы? Ведь они захотели обвенчать меня с княжной Екатериной. Я едва могу говорить, едва могу приподнять голову, а они меня венчать затеяли! И обвенчали бы, да, спасибо, Андрей Иванович вступился. И знаешь, для чего они думали сделать это? Для того, чтобы княжну Екатерину объявить после меня царицей. Ну да я хоть и больной, а замысел их понял. Ах, как мне надоели Долгоруковы, а в особенности князь Алексей Григорьевич и его дочь! — со вздохом вырвалось у государя. — Впрочем, княжна Екатерина боится ходить ко мне. И хорошо это, я очень рад — по крайней мере хоть последние часы своей жизни я проведу в покое. Одно мне тяжело, Лиза: что я с тобою больше уже едва ли увижусь на этом свете!

— Петруша, государь, зачем так говоришь, зачем? — не сдерживая более своих слёз, промолвила Елизавета Петровна.

— Слёзы, Лиза? Зачем? Тяжело мне от твоих слёз становится, ещё тяжелее!.. Не надо слёз, Лиза, не надо!

— Я не буду плакать, Петруша, не буду… Я уйду, а ты усни; сон подкрепит тебя.

— Нет, нет, не уходи, Лиза, побудь ещё со мною!.. С тобой мне так хорошо!.. Только, милая, не плачь… После моей смерти ты… ты будешь… — хотел что-то сказать умирающий император-отрок, но не договорил, так как опять впал в забытьё.

Цесаревна Елизавета Петровна, сдерживая рыдание, опустилась на колена пред образом и стала горячо молиться.

В то время, когда происходила эта беседа больного императора с тёткой, князь Иван Алексеевич Долгоруков находился в доме Шереметевых. По своему легкомыслию он почти совсем забыл, что у него есть обручённая невеста, и по целым неделям не заглядывал к ней. Но теперь тоска потянула его к любящему сердцу. Он услыхал от придворного медика о безнадёжном состоянии государя, своего друга и благодетеля; это страшно потрясло его, и, чтобы хоть немного порассеяться, он отправился к своей невесте.

Глубоко огорчало графиню Наталью Борисовну это безразличное отношение к ней жениха, однако она искренне, горячо любила его, и стоило ему посетить её, как она забывала всё своё горе и, наслаждаясь его присутствием, старалась возможно ласковее относиться к нему. Так и теперь она встретила князя приветливо и с видимой радостью и только позволила себе высказать ему лёгкий упрёк:

— Что это, мой свет, тебя давно не видно было?.. Уж ты меня, кажется, совсем забывать изволишь!

— Прости, Наташа! Всё недосуг.

— Так ли, князь? Ведь мне про тебя иное сказали.

— Что же именно?

— Что будто ты какую-то цыганку-красавицу увёз и насильно её держишь в своих лесных хоромах.

— Как! И про то тебе сказали? — с удивлением воскликнул Долгоруков. — И ты, слыша про меня такие слова, всё-таки не гонишь меня от себя?

— Зачем гнать? Разве женихов гонят? Их ласково принимают, сладко угощают и в передний угол сажают, — с милой улыбкой проговорила графиня.

— Покаюсь, Наташа, во многом я грешен, но про цыганку мои враги наврали тебе.

— Ну так я и знала! — радостно воскликнула графиня. — Ну, станешь ли ты, красавец, любимец государя, возиться с какой-то цыганкой!

— Не скрою от тебя, правда, я день или два продержал цыганку в своих лесных хоромах, но она тайком ушла оттуда. Хочешь — верь, хочешь — не верь.

— Верю, мой сердечный Иванушка, верю. Да и как же мне не верить тебе, моему будущему мужу?

— Ну, Бог знает, буду ли я ещё твоим мужем?! Моя судьба может сразу измениться! Знаешь ли, милая, я только что пред отправлением к тебе говорил с придворным лекарем, и он сказал мне, что болезнь государя смертельна, и не нынче-завтра он должен умереть.

— Бедный, бедный император! Он ещё так молод и уже должен умереть!.. — с непритворной горестью промолвила Наталья Борисовна. — Как мне жаль его!..