Читаем Осиновый крест урядника Жигина полностью

— Вы вполне в приличном виде, Марфа Ивановна, тем более что под венец я вас не поведу. Понимаю, что нарушаю приличия, но обстоятельства не позволяют мне поступить иначе. Итак, скажите мне сразу, без экивоков — Магдалина Венедиктовна дала согласие?

— Да, она согласилась, но ждала вас только завтра, а не сегодня…

— Прекрасно! Вы заслужили, Марфа Ивановна, полное мое благорасположение. Передайте Магдалине Венедиктовне, что я приду завтра, ровно в полдень. А в благодарность, лично вам, Марфа Ивановна, имею сообщить нечто весьма неожиданное, что непременно вас заинтересует. Желаете узнать? Надеюсь, чашка чая у вас для меня найдется, а то на улице мороз сильный, продрог…

— Что мне с вами делать, раздевайтесь, проходите на кухню, я сейчас самовар поставлю.

Два раза Кудрявцева приглашать не требовалось — мигом скинул пальто, шапку и Марфа не успела глазом моргнуть, как он уже сидел за столом на кухне и, торопливо потирая озябшие руки, жаловался:

— Пришлось до вас пешком добираться, извозчики по такому морозу совсем с ума сошли, такие цены заламывают, будто я близкий родственник Ротшильда. А я в средствах весьма и весьма ограничен, гонорары у нас в провинции скудные… А вот и чаек! Благодарствую, Марфа Ивановна, а еще больше благодарствую, что помогли Магдалину Венедиктовну уговорить. Очень я на ее воспоминания надеюсь, очень. Вот увидите, они всколыхнут нашу глухоманную ярскую жизнь, они ее острым перчиком наполнят…

— Вы хотели что-то мне сказать, — вежливо напомнила Марфа.

— Да, да, сказать я вам должен… — Кудрявцев перестал прихлебывать чай и попросил без всякого перехода: — Марфа Ивановна, а вы не сможете мне одолжить рублей двадцать до моего будущего гонорара, я обязательно верну, долги я всегда возвращаю. Одолжите?

— Одолжу, — кивнула Марфа, — но только тогда, когда узнаю, что вы мне хотели сказать.

— Извольте. Сказать я хотел следующее, — Кудрявцев отломил кусочек печенюшки, тщательно разжевал его, запил чаем и лишь после этого, выдержав длинную паузу, продолжил: — Сегодня ночью наш полицмейстер, господин Полозов, лично проводил обыск, разумеется, вместе со своими подчиненными, но лично. Обыск проводился в одном неприметном домике, в котором, как ни странно, не оказалось ни хозяев, ни постояльцев — ни-ко-го! И двери были открыты, будто полицмейстера приглашали — милости просим, заходите! Полицмейстер зашел и обнаружил два баула, а на них проштамповано — Сибирский торговый банк! Про ограбление, которое недавно случилось, конечно, слышали. Так вот, эти самые баулы и оказались. А в них — можете долго смеяться, но это правда! — в них вместо денег обнаружилась аккуратно нарезанная бумага. Два полных баула! Каково?!

— Зачем мне про это знать?!

— А вот тут вы глубоко заблуждаетесь, Марфа Ивановна! Домик-то принадлежит господину Азарову, хотя он в нем и не проживает, потому как для проживания у него другой дом имеется, на Почтамтской. А служит господин Азаров в Сибирском торговом банке. А раньше он служил правой рукой у Парфенова-старшего и был единственным человеком, который допускался с деловыми докладами к хозяину на дом. Никого Парфенов-старший в свои хоромы не пускал, а вот для Азарова делал исключение. Вы, Марфа Ивановна, в последнее время безотлучно с Лаврентием Зотовичем находились, поведайте мне — какие они разговоры между собой вели, какие отношения у них были, как хозяин к Азарову относился?

— Помилуй Бог, вы меня с кем-то спутали! Я ведь кухаркой была у Парфенова, а не секретарем. И знать не знаю, кто такой Азаров! Может, видела в доме, да только не моего ума это дело — хозяйскими знакомцами интересоваться. Напутали вы, господин Кудрявцев, крепко напутали.

— Жаль, — искренне огорчился Кудрявцев, — очень жаль, я на вас крепко рассчитывал.

— Зря рассчитывали, про свои дела Лаврентий Зотович при мне никогда не обмолвился. Не того я полета птица для него была.

— Может, все-таки вспомните, Марфа Ивановна? Случается такое, выскочит из памяти, а после — раз! — и вспомнилось!

— Да нечего мне вспоминать, — мило улыбнулась Марфа и ближе подвинула к Кудрявцеву тарелку с печенюшками, — угощайтесь. А денег я вам займу, подождите минутку, сейчас принесу.

Уходил Кудрявцев, доев все печенюшки и выпив пять чашек чаю, совершенно расстроенным, хотя и лежали у него в кармане двадцать рублей.

Марфа закрыла дверь за ранним гостем, вернулась на кухню и там, задумавшись, долго смотрела на пустую чайную чашку, словно не знала, что с ней делать — или не трогать, или помыть и поставить на место? Не заметила, как вышла из спальни Магдалина Венедиктовна, и поэтому вздрогнула от громкого и сердитого голоса:

— Я все слышала! Слышала, что говорил здесь этот газетный прохиндей! Вижу, как ты встрепенулась! Я догадываюсь, хоть и скрываешь от меня, что ты задумала новую месть. Хватит! Военные не зря говорят, что в одно и то же место снаряд два раза подряд не падает. Что ты еще задумала? Отступись!

Марфа подняла на нее глаза, полные слез, и тихо, медленно, словно из последних сил, с трудом выговорила:

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

1917, или Дни отчаяния
1917, или Дни отчаяния

Эта книга о том, что произошло 100 лет назад, в 1917 году.Она о Ленине, Троцком, Свердлове, Савинкове, Гучкове и Керенском.Она о том, как за немецкие деньги был сделан Октябрьский переворот.Она о Михаиле Терещенко – украинском сахарном магнате и министре иностранных дел Временного правительства, который хотел перевороту помешать.Она о Ротшильде, Парвусе, Палеологе, Гиппиус и Горьком.Она о событиях, которые сегодня благополучно забыли или не хотят вспоминать.Она о том, как можно за неполные 8 месяцев потерять страну.Она о том, что Фортуна изменчива, а в политике нет правил.Она об эпохе и людях, которые сделали эту эпоху.Она о любви, преданности и предательстве, как и все книги в мире.И еще она о том, что история учит только одному… что она никого и ничему не учит.

Ян Валетов , Ян Михайлович Валетов

Приключения / Исторические приключения