Осиное гнездо

Она сидела на стуле напротив мужа и глядела ему в мигающие глаза, зная, что они не к добру у него мигают. Еще кажись Сталин не любил тех, у кого глаза бегали. И она, Марунька, это страх, как не любила.

— Да, я вижу: у тебя глаза бегают, значит, ты говоришь совсем не то, что думаешь. Ты говоришь одно, а думаешь другое, и мысли твои в Бычкове, на Дилку и ты уже видишь себя в обчестве какой-нибудь крали, ну скажи, что я не права? — прибавила она, положив свою худую руку ему на колено.

— Брысь, козявка! — не выдержал Дискалюк. — Тут дела мировой значимости, а она своим скудным умишком в болото мещанского быта погружается, да религиозный дурман мне пытается внушить. Да плевал я на твой монастырь. Там одни старухи болтаются и потом от них несет на три километра. А я… я еще за себя постою, я еще докажу, на что я способен, ты не думай. «Мы смело в бой пойдем, за власть советов», — запел он и тут же вскочил на ноги.

— Звиняй, Митрику, звиняй, я малость переборщила, больше такого не повторится. Оно, конечно, если разобраться… то тебя понять можно. И песню хорошую ты всегда поешь. Да, действительно бой лучше монастыря, это несомненно так, — лепетала Марунька, делая рот до ушей.

— К тому же в Мукачеве только женский монастырь, — сказал Митрий, — тебе бы туда не мешало, да дети еще не подросли. Поцелуй их за меня, скажи, папа вскоре объявится.

— Када ж ты появишься, дорогой?

— Это будет зависеть от обстановки. Не будет погони за коммунистами, значит, ждите меня. Я возвернусь и заявлю новым властям, что из членов партии вышел на добровольной основе, по велению сердца так сказать. А теперь давай чмокнемся напоследок. Извини, если тебя обижал. Пора мне, машина чай во дворе уже стоит меня дожидается.

— Уууу! родненький, прощевай, не забывай свою клушу Маруньку, потому как она никогда тебя не позабудет и всегда тебя, слепого, хромого, глухого, беззубого, в свои объятия примет и приголубит, да еще накормит, напоит и всем преданным телом прижмется.

3

Дмитрий Алексеевич спустился на первый этаж и к удивлению обнаружил, что машины нет. А должна была быть. Прошло уже около часа, а не пятнадцать минут, как он велел. Что-то случилось из ряда вон выходящее. Он хорошо знал своего водителя. Пусть он был с небольшими странностями, улыбался ни к селу ни к городу, но аккуратности ему не занимать. Он никогда не опаздывал раньше. Возможно машину арестовали. Дискалюк надел шляпу задом наперед, неестественно заломил ее, расстегнул рубашку от ворота до пупка и отпустил нижнюю челюсть, выдвинув немного язык. Хоть зеркала нигде поблизости и не было, но он был абсолютно уверен, что в таком виде его никто не узнает, ведь теперь он имел вид уличного забияки. Через каких-то сто метров автовокзал, еще времени достаточно, чтобы успеть на автобус следующий до Рахова.

Он не успел добежать до кассы и взять билет, как это делали все советские люди, а прямо ринулся на штурм автобуса, держа десятку в кулаке. Водитель стал грудью, но Дискалюк прошипел:

— Сдачи не надо. — И прошел вглубь автобуса, чтобы занять последнее место.

Никто его не узнал: ни водитель, ни пассажиры. И погони за ним не было. Убедившись в полной безопасности, он принял обычный вид и постепенно стал напускать на себя важность, предаваясь различным мыслям. «Гм, а водитель прикарманивает, билет мне не дал. Если бы я так сел еще неделю тому назад, ему бы туго пришлось этому водителю. Я бы дал команду и на него могли бы завести уголовное дело, или уволить с работы. Он ведь зарплату получает. Автобус-то государственный. Негоже обманывать государство. Но теперь-то все по-другому. Теперь все развалится и на развале этого мира нам снова придется все восстанавливать, как после семнадцатого года. Давайте, давайте, голубчики. А пока надо спасать шкуру, уйти в глубокое подполье. Дура моя Марунька. В такой трудный час своей ревностью меня мучить. И как я на ней женился, ума не приложу? Она, как женщина, уже давно ничего не стоит. Ну, какой мужик устоит от соблазна в этих условиях? Разве что импотент какой-нибудь. Мы с Борисовым давали жару. Интересно, где сейчас Валерка, что с ним? Небось в норке какой-нибудь сидит, а любовница ему толстолобиков жареных носит. Я в Бычкове все узнаю. Надо с ним повидаться, пообщаться, вчерашний день вспомнить. А банька какая была… всего две недели назад и девочки-мадьярочки. Эх, жизнь! Какие сюрпризы ты нам иногда преподносишь!» Мысли текли, как горный ручей после обильного дождя. И вот уже Мукачево — маленький прелестный городишко, знаменитый не только своими средневековыми замками, но и тем, что немного восточнее, на возвышенности, стоит многоэтажное белое здание, которое могло бы приносить ежегодные доходы, исчисляемые в миллионах долларов, если бы местные мукачевские варвары не разрушили, а затем не растащили внутреннюю начинку. Чем они руководствовались, — свободолюбивым духом, часто лишенным здравого смысла, или желанием доказать, что они свободные воинственные славяне, а не какие-нибудь кельты или аборигены Австралии?