Ошибка в объекте

— Закон кинжала для левой руки? Пожалуйста! Есть некая категория людей, которых нельзя подпускать к себе слишком близко. Вообще-то они безвредны, но на очень близком расстоянии становятся опасными. Они не бойцы, они никогда не решатся дать настоящий бой, не осмелятся обнажить рапиру, чтобы сразиться на равных. Но не прочь пустить в ход кинжал для левой руки, когда пожимают тебе правую руку — поздравляя, здороваясь, приветствуя. Не верь их открытой правой руке — у них кинжал в левой! — Кучин щелчком свел вместе три лезвия кинжала, нажал потаенную кнопку, и клинок снова раскололся. — Ты заметил, что окончание центрального лезвия сделано с утолщением? Знаешь для чего? Эта часть изготовлена пористой, чтобы ее можно было пропитывать ядом. Поэтому достаточно царапины — и человек умирает. Это тоже в манерах людей, пользующихся кинжалом для левой руки. Фетисов — полная бездарность. Но ему нужно было хоть в чем-то утвердиться. Понимаешь? Стоило Аврутину неосторожно приблизиться к Фетисову, как тот, не задумываясь, пырнул его кинжалом. Когда он называл Аврутина нищим, дураком, брошенным мужем, человеком, который рано или поздно подохнет под забором, — он наносил удары. Но Аврутин тоже сжимал в левой руке трезубец с утолщением на конце.

— Хорошо, — сказал Демин, — а Сухов?

— Пустой человек. Будь у него за душой хоть что-нибудь, будь у него вера в себя, в свои способности, в свой мир… и он вел бы себя иначе. А так — только стремление выпутаться из положения, в котором оказался. И страх. Страх, толкнувший его на преступление, хотя он и не помышлял о нем. Страх, образно говоря, подсунул Сухову кинжал в левую руку… Или вот Фетисов. Почему он шатался по редакциям, выклянчивая хорошее к себе отношение? Почему он поперся в университет? Да потому, что не мог уважать себя за свою работу. И никто его не уважал. Ни жена, ни начальство… Его терпели. Он это видел, чувствовал, а честолюбия, самовлюбленности у него было на троих. И в результате он стал опасным человеком — ходил по земле с кинжалом, зажатым в левой руке.

— Что же получается, бездарный человек опасен? — улыбнулась Клара.

— Нет! — вскочил Кучин. — Речь о другом. Опасен духовно пустой человек, который стремится ублажить свое тщеславие за счет другого. Тот же Аврутин, он ведь не бездарен. Он остро чувствует ситуацию, ему не откажешь в силе характера… Но он дал поблажку маленьким своим слабостям — и пошло…

— Знаете, давайте заканчивать, — сказал Демин. — У нас еще есть по глотку сухого вина и полчаса времени, чтобы успеть на последний автобус.

— Насчет вина ты погорячился, — усмехнулся Кучин. — Вино есть. И насчет автобуса тоже. Пройдетесь пешком. В крайнем случае приедете не последним автобусом, а первым. Терпеть не могу ездить последним автобусом.

— В этом что-то есть, — проговорила Клара.

— Послушайте! — спохватился Кучин, когда они уже стояли в плащах. — Вы действительно решили объединить свои усилия в жизни?

— Мы их уже объединили, — ответила Клара.

— На свадьбу я подарю вам кинжал для левой руки! — решительно сказал Кучин.

— Думаешь, он нам понадобится? — спросил Демин.

— Пусть висит на стене как предупреждение.

На улице их встретила весенняя ночь, запахи оттаявшей земли, прошедшего дождя и прохладный воздух уснувшего города.

С УТРА ДО ВЕЧЕРА ВОПРОСЫ

1

День начинался в полном смысле слова мерзко. Соседняя котельная то ли от избытка тепла и пара, то ли от недостатка слесарей начала спозаранку продувать трубы и так окуталась паром, что совсем исчезла из виду. А гул при этом стоял такой, будто где-то рядом набирала высоту эскадрилья реактивных самолетов. Гул продолжался десять минут, пятнадцать — спать было невозможно, и Демин, почувствовав, что он уже сам начинает вибрировать в такт гулу, поднялся. Он босиком прошлепал по линолеуму в соседнюю комнату, включил свет и направился к окну, чтобы взглянуть на термометр. Красный столбик заканчивался где-то возле нуля. Жестяной карниз был покрыт мокрым снегом, тяжелые хлопья сползали по стеклу, внизу на асфальте четко отпечатывались редкие следы первых прохожих. Снег, видно, пошел недавно, и был он медленным, влажным, каким-то обреченным, будто знал, что до следующего утра ему никак не продержаться.

Демин открыл форточку, зябко поежился, охваченный холодным серым воздухом. Он смотрел на клубы пара, вырывавшиеся из котельной, без ненависти или недовольства. Только страдание можно было увидеть на его лице.

— Нет, это никогда не кончится,— беспомощно пробормотал он, отправляясь в ванную бриться.

— Пельмени в холодильнике,— не открывая глаз, сонно пробормотала жена.

— Ха! В холодильнике… Не в гардеробе же…

— И посади Анку на горшок. А то будет горе и беда.

— Посажу, не привыкать сажать-то…