Ошибка в объекте

— Этого не может быть, понимаете? Этого не может быть! Это совершенно невозможно… — зачастил Сухов, глядя остановившимся взглядом куда-то сквозь стены и видя, наверно, в этот момент берег, черную воду реки, слыша скрип уключин… — Значит, когда мы привязывали к нему камень и везли на глубину, он был жив?

— Да, Сухов, да. В заключении сказано, что удары камнем оглушили Фетисова, но не больше. А вы, предоставив Николаю лодку, приняв участие в утоплении — простите мне этот канцелярский стиль, — тем самым… В общем, вам теперь рассчитывать на полную безнаказанность трудно. И самая малая неточность в показаниях приобретает большое значение.

— Понимаю, — кивнул Сухов. Он тяжело вздохнул, потер ладонями лицо, будто смывая с него неудачный грим.

— Отлично! Готов записывать чистосердечные показания.

— Значит, так… В тот день я пришел домой немного раньше обычного и отправился на берег — думаю, поужу маленько, может, чего поймаю на ужин. Черви у меня всегда приготовлены, удочки тоже, так что собрался в пять минут. Недалеко от того спуска у меня свое место в камышах, я всегда там ловлю… и подкормку оставляю, приучаю рыбу к заводи…

— Это возле откоса? — уточнил Демин.

— Да, метрах в пятидесяти. Ну что, забираюсь я обычно в камыши и сижу там тихонько, с берега меня не видно, только с воды можно заметить, да и то, если очень близко подойти.

— Так, это ясно. О рыбалке хватит.

— Ну что, уже темнеть начало… Слышу — голоса, но внимания не обращаю. Мало ли… Может, ребята пришли бутылку распить, пивком побаловаться… Разговоры у них, конечно, после этого идут на повышенных тонах. Потом вроде тише стало, начал я домой собираться. Свернул лески, в сетку несколько рыбешек положил, выхожу из камышей и обмер… Один на земле лежит, а второй его булыжником по голове колотит.

— Это был Николай?

— Он. Едва меня увидел, подбежал, схватил за грудки, трясет, сам страшный, вся морда в крови! Что-то кричит мне, а я никак понять не могу. Вижу, он чего-то от меня требует, наконец дошло… Если, говорит, продашь, то рядом уложу. Начал об меня руки вытирать, чтоб я тоже в крови оказался, чтобы не отвертелся. А потом потребовал на руки слить… у меня ведерко было с рыбой, ну что, рыбешек я, конечно, выплеснул в речку, зачерпнул воды. Он умылся, немного в себя пришел и говорит мне, что это, дескать, не он убил того человека, а я… Чтобы еще больше меня припугнуть. Ну что, пошли ко мне домой, я принес воды, помог ему отмыться… А потом он сказал, что нам нужно спрятать того человека, потому что когда его найдут, то сразу догадаются, кто это сделал.

— Понятно. А теперь, Сухов, ответьте, зачем вы ходили на берег перед тем, как явиться с повинной?

— Мои удочки там остались… У нас в поселке многие знали, какие у меня удочки… И сразу было бы ясно, что я там был…

— Нашли удочки?

— Нет, их кто-то взял.

Сухов вышел из кабинета разбитым. Ныло под лопатками, руки бессильно и тяжело лежали в холодных карманах плаща. Он не замечал мелкого частого дождя, от которого его волосы быстро намокли и повисли вдоль лица, не видел проносящихся у самого тротуара тяжелых грузовиков, обдающих его брызгами. Время от времени он начинал тереть себе щеки, лоб, будто у него онемело лицо. Сжав мокрые кулаки, закрыв глаза, он старался мысленно перенестись в ту ночь. И увидел, снова увидел, как в сумеречном свете фонарей шевельнулась рука лежащего в лодке человека. И Сухов явственно услышал плеск воды, сопение Николая, мягкие шлепки волн о борт лодки. И до него донесся нежданный звук — слабый, безнадежный стон человека, который слушал их, понимал, что его ожидает, и делал немыслимую попытку спастись, дать знать, что он жив… Николай засуетился, стал что-то говорить излишне громко, и Сухов поддержал его в этой суете, в ненужном и пустом разговоре, поддержал, боясь снова услышать стон…

Да и слышал ли он его? Тогда ему могло показаться все, что угодно…

Открыв глаза, Сухов увидел, что сидит на берегу и серые волны плещутся у самых его ног. Руки были перемазаны вязкой глиной, на туфлях налипли бесформенные комья. Значит, он скатился вниз от автобусной остановки, точь-в-точь как две недели назад по этому же склону скатились те двое…

Сухов вошел в воду и принялся очищать туфли от налипшей глины, а когда вышел на берег, то увидел, что теперь они покрыты черным илом, грязь набилась в туфли, при каждом шаге хлюпала, но он как-то забыл об этом и побрел по скользкой после дождя тропинке к своему дому.

— Пузыри… Вот почему было столько пузырей, — пробормотал Сухов.

Глава 11

Наступили сумерки, на улицах вспыхнули желтоватые фонари, и булыжная мостовая заиграла, засверкала рыбьей чешуей.

— Отстань! — бросил в темноту Николай и прибавил шагу. Он свернул в какой-то переулок и, втиснувшись в каменную нишу, оглянулся. Никого не увидев, бегом пересек двор, миновал мусорные ящики и оказался в другом квартале. Не раздумывая, вошел в телефонную будку. Из нее хорошо был виден двор, часть улицы, автобусная остановка. Подождав несколько минут, Николай осторожно вышел из кабины и быстро пошел вдоль улицы.