Ошибка в объекте

Печальное зрелище: два типа тискают его знакомую, а он, трезвый, как дурак, промерзший и несчастный, стоит за углом и ждет — не останется ли и на его долю чего-нибудь… А на крышах нахально, душераздирающе и страстно кричат коты, похрустывают лужи под ногами одиноких прохожих, гудит в голых ветвях весенний ветер, но все заглушает ненавистный гогот этих двух типов…

«Нет, — думал Демин, — не знаем мы еще многострадальной жизни алкоголиков, все как-то стремимся осудить, заклеймить, потоптаться по их достоинству. Поминаем кстати и некстати пропитые деньги, разрушенные семьи, голодных неухоженных детей, поминаем драки, прогулы и вытрезвители, а вот чтоб в душу заглянуть — нет у нас на это ни времени, ни желания. А в душе-то у приличного алкоголика столько волнений, мыслей и надежд, обид и попранной гордости, столько снесенных унижений от отдельных граждан и целых коллективов! Нет, не догадываемся мы, какое высокое и чистое пламя горит в их душах, какие трудности готовы они преодолеть и преодолевают, какие примеры самоотречения являют миру, и все ради чего — ради несчастного стакана портвейна! Это ли не святость?»

«Хромого нашли, — прочитал Демин в конце рапорта. — Оказался тихим человеком. Действительно, решил выпить с устатку. Магазины закрыты, а тут как дар божий — Борисихина. Но и винить его нельзя — кто ждет такого коварства? Простой и бесхитростный, он подтвердил алиби Борисихиной примерно до двух ночи. Что было дальше, установить не удалось». «Спасибо и на том», — подумал Демин и спросил:

— Чем вы занимались после двух ночи?

— Прогуливалась, — несколько высокомерно ответила Борисихина. — А что, была прекрасная погода! Вы даже не представляете, каков наш город весенней ночью!

— Красивый?

— Обалденно! — заверила Борисихина. — А кроме того… я не могла идти домой. Муж начнет скандалить, ругаться, а что самое страшное — начнет правильные слова произносить… Испортил бы мне настроение.

— Не любите правильных слов?

— Терпеть не могу. Цензурно на них ответить невозможно. Они невыносимы, Валентин Сергеевич.

— А почему вы решили, что ваш муж был дома?

— Где же ему быть? Он у меня порядочный, спит дома, пьет дома… Хотя нет, вру, он не пьет. Как только сил хватает у человека — ума не приложу.

— Значит, вы не видели его дома?

— Странные вопросы вы задаете, Валентин Сергеевич… Не то ловите меня на слове, не то не можете понять простой вещи… Как я могла его видеть, если в дом не входила, а окна темные? Что я, по-вашему, — кошка?

— Как знать, — усмехнулся Демин. — Хочу задать вам самый простой вопрос… Зачем вы вчера пришли к Жигунову?

Борисихина рванулась было ответить, даже улыбнулась своим еще не произнесенным словам, но вдруг осеклась. Посидела, глядя в окно, передернула плечами, будто отгоняла от себя какие-то раздражающие мысли.

— А вы знаете, — сказала она, живо повернувшись к Демину, — я ведь неплохо училась в школе, меня в пример ставили. Трудно поверить, правда? И совсем недавно, у меня такое ощущение, что чуть ли не в прошлом году… Сколько было гордости, довольства собой… На собраниях выступала, стыдила своих же подруг, ругала их за нерадивость, за плохие отметки, наказаний для них требовала, вроде того, что в стенгазете пропечатать, к директору отправить… Вспомню — стыд лицо заливает, верите? До чего же надо быть глупой и злой, чтобы браться учить своих же одноклассниц! Сама-то была уверена, что меня ждет судьба завидная, что уж я-то покажу, на что способна… Стихи писала, рисовала, в самодеятельности что-то там выкаблучивала… А вот сейчас понимаю — все это было не мое, хотелось заслужить одобрение учителей, их похвалу, чтобы меня как-то выделили… Мелкое детское тщеславие. Стихи куда-то посылала, где-то их напечатали… На школьной линейке меня заставили их прочесть, да что там заставили — предложили, а я и рада… Стихи-то паршивые, и напечатали не потому что кому-то они понравились, нет, потребовались стихи на определенную тему, чтобы автором была школьница… Не хотела бы я снова стать той примерной девочкой, нет. Ее воспитательные мероприятия были на грани подлости. Если не чистой подлостью.

— По-моему, вы слишком строги к себе, — заметил Демин, сбитый с толку такой откровенностью. Борисихина даже не услышала его слов.