Ошибка Творца

Андрей звонил в ворота соседней дачи – что было частью обыденного обхода. Этим должен был заниматься младший состав, но Андрей, обходя дачку, «обгуливая» ее на предмет, кто что видел, не смог не заметить глубокую колею на дороге метрах в трехстах от дома Шварца. Колея шла перпендикулярно двум накатанным в грязи параллельным бороздам. Отсюда, от этого дома, уже становилось очевидным: дальше – тупик. Трансформаторная будка, с одной стороны – молодой лесок, весь пронизанный косым золотистым вечерним светом, с другой – две последние на этой улице дачки. Андрей решил начать с небольшого дома из белого кирпича: забор-сетка позволял наблюдать приусадебное хозяйство – плодовые кусты, клубничные грядки, аккуратно подвязанные малиновые заросли. Андрей снова нажал на звонок. На этот раз дверь на крыльце открылась – в проеме показался мужик в спортивном костюме Андреева возраста.

– Чего? – спросил он без агрессии, но и без «здрасте».

– Полиция, капитан Яковлев. Добрый вечер. – Андрей поднял над калиткой удостоверение. – Уделите мне пять минут своего драгоценного времени?

Мужик громко втянул носом воздух, спустился с крыльца и открыл калитку:

– Да?

– У вас тут на улице произошло убийство. – Андрей не сделал попытки войти.

– Ну? – Дачник был явно немногословен.

– Если мы исключаем, что профессора Шварца убили соседи по даче, – начал Андрей, а мужик чуть напрягся, – наиболее вероятным сценарием является тот, что убийца приехал на машине. Вопрос – видели ли вы кого-нибудь вчера поздно вечером? Улица тупиковая, и если убийца не развернулся сразу, значит…

– Ну, видел. – Мужик вздохнул. Ему явно не нравилась собственная осведомленность.

– Кто-то попытался тут развернуться?

– Застрял он тут. – Мужик почему-то смутился. – Дождь же шел. Стеной. Грязищи по щиколотку.

– И, – не веря своему счастью, спросил Андрей, – вы помогали машине выбраться?

– Не я, – мотнул головой дачник, и Андрей понял причину смущения. – Я только из бани был. Николаич вон. – И он указал рукой на стоящий рядом аккуратненький домик, облицованный сайдингом, – подсобил.

– Во сколько это было? – Андрей достал свои записи.

– Да часов в десять-одиннадцать, – почесал голову дачник. – Тут местные-то не ездют почти – знают, что тупик, все дела. А машину я не разглядел. Вроде наша. Но гроза ж, темно. И дождь еще.

– Кто в ней сидел, не заметили?

– Нет. Только из окна в бане выглянул, и все.

Андрей кивнул:

– Спасибо. Возможно, мои коллеги еще придут снять показания.

Записал номер телефона и имярек дачника и поспешил к домику рядом.

– Так уехал Николаич-то! – крикнул ему вслед мужик уже из-за забора. – В город, с пару часов назад, наверное. – И на вопросительный взгляд Андрея добавил, разведя руками: – Нету у меня его телефона. Мобилу со всеми номерами утопил тут в пруду, по пьяни. Как без рук теперь.

Маша

Попивая кофе, поданный ей дрожащей рукой аспиранткой НИИ генетики, Маша с удовольствием смотрела по сторонам. «Вот если бы, – думалось ей, – жизнь повернулась бы иначе. Если б не погиб папа и не нужно было бы посвящать больше десяти лет поиску преступника, поиску, определившему мою теперешнюю профессию, стала бы ученым. Нет, конечно, не большим светилом, выдающим одну блестящую догадку за другой». Но Маша надеялась, что ее мозг обладал достаточной для научной работы способностью к добросовестному анализу, аккуратному сопоставлению и к синтезу. «Тогда, – продолжала мечтать Маша, глядя на футуристические белоснежные стены, – я, как тот добытчик золотой руды, сидела б на краю светлого круга человеческого знания и разрабатывала год за годом свою тему, миллиметр за миллиметром отодвигая темноту людского невежества за этим светящимся кругом. И этого было бы достаточно для того, чтобы придать смысл моей жизни и даже гордиться собой. Никаких трупов и крови, никакого поиска справедливости и божественного промысла». И Маша почти позавидовала заплаканной полной девушке, что сидела рядом с ней на кожаном диване приемной, положив крупные руки без единого украшения на тонкую шерсть строгой юбки в складку. Девушка – Маша уже знала, что ее звали Бронислава, – смахнула с покрасневших глаз еще одну слезу, и Маша вздохнула перед неизбежным, с неприятным подтекстом, вопросом:

– Бронислава Игоревна, какие отношения связывали вас с профессором Шварцем?

Бронислава подняла на нее непонимающие глаза, машинально огладив юбку на коленях.

– Я его научный ассистент. Что-то между секретарем и младшим научным сотрудником, – сказала она глухим голосом.

Маша молчала. Эта плачущая девушка много больше была похожа на члена семьи Шварца, чем его собственная красавица дочка. А Бронислава наконец осознала, что инсинуирует ей девица с Петровки, и возмущенно вспыхнула: лицом и шеей.

– У нас с Борисом Леонидовичем были чисто деловые отношения, – сказала она, пытаясь держаться с достоинством. – Он был моим учителем, примером для подражания как ученый, идеалом… – Голос Брониславы дрогнул, она опустила голову.

– Значит, – мягко улыбнулась Маша, пытаясь сгладить свой вопрос, – все-таки не чисто деловые. Он был еще и вашим наставником.