Ошибка Творца

Маша перевела взгляд со старого Андреева «Форда» на свой автомобиль, где бился, заливаясь обиженным лаем, Раневская. Кивнула. Попробовать стоит. Рассеянно посмотрела на мобильник в своих руках, будто уже забыла, кому собиралась звонить, и спрятала его в карман. А потом подошла к машине и выпустила Раневскую. Пес заплясал вокруг. Открыв багажник, Маша, как и надеялась, обнаружила там кучу барахла: кроссовки Андрея – когда он хотел было заняться спортом на выезде, пару своих кофт – она вечно мерзла и предпочитала на всякий случай подстраховаться, какие-то полиэтиленовые пакеты… Взяв в руки одну кроссовку, она поманила пса и снова вошла в очарованный дачный сад: жужжание пчел, порхание бабочек. Золотистая пыльца будто стояла в воздухе, дрожащем и переливающемся на солнце. На крыльце Маша, толкнув дверь, обернулась к Раневской – тот вопросительно склонил голову набок: можно? Нельзя? Маша кивнула, улыбнувшись: можно, можно! И довольный Раневская, с легким балетным перестуком когтей по крашенным охрой половицам, вбежал на веранду. Где сейчас же сел и стал совсем неинтеллигентно чесаться. Маша переждала приступ чесотки и протянула Раневской Андрееву кроссовку: «Андрей, – сказала она, глядя в желто-крыжовенные глаза. – Ищи, пожалуйста!» Она не была уверена, что именно так надо давать команду псу-нюхачу, да и вообще не была уверена, что Раневская способен взять след, если дело не касается чего-нибудь вкусного мясного. Но попробовать стоило. И Раневская, с независимой мордой: мол, в чем проблема-то, хозяйка, рванул с места в карьер – и, добежав до конца коридора, стал, истошно лая, бросаться лапами на стену напротив лестницы. Маша на всякий случай заглянула вновь в гостевую – никого. Нет, Раневская настаивал на стенке, оставляя на ребристых, крытых лаком деревянных панелях следы когтей. «Пора бы ему их подстричь», – совсем не к месту подумала Маша и вдруг, как Раневская, склонила голову на плечо, всматриваясь в серую полоску, лежащую на полу. Она присела и дотронулась пальцем до дорожки густой пыли. К Борису Шварцу ходила домработница, вспомнила Маша. Да и после убийства дом был тщательно вымыт. С того момента на светлых половицах уже успела осесть легкая патина пыли, но… Маша сощурилась: как раз перед дверью пол был девственно чист. Будто кто-то вымыл половицы, но так… Избирательно, будто создавал невидимый проход к той самой, так заинтересовавшей пса, стенке. Маша рассеянно потрепала башку Раневской и вновь повернулась, вглядываясь в узкие панели – типично дачное «украшательство». Она провела рукой по едва заметному стыку, поднимающемуся как раз над пыльной стежкой, – так и есть. Дверца – невысокая, явно для хозяйственной надобности. Кладовая? Маша обернулась – ей бы сейчас очень пригодилась пилочка для ногтей или железная линейка – словом, хоть что-то, чем можно было отжать элементарный, она была уверена, замок-собачку. Ну конечно! Маша быстро спустилась на кухню – Раневская остался сидеть под дверью – и это был хороший знак, а она, быстро оглядевшись, выдвинула верхний ящик буфета – там лежали деревянные ложки для салата и несколько столовых ножей. Маша взяла парочку – на всякий случай. Для обороны в том числе. И, вернувшись к двери, аккуратно просунула лезвие в почти незаметную средь ребристых панелей щель. Когда-то, вспомнила она, еще в другой жизни, мама неудачно закрылась в туалете где-то в привокзальном ресторане, и папа, попросив у повара нож, пошел ее спасать, когда-то… Раздался тихий щелчок, и дверь, поддавшись, открылась.

Первое, что увидела Маша, были подошвы ботинок. Чуть дальше – искусно состаренная джинса, которую она тотчас же узнала. Джинсы – те самые, недавно купленные вместе с Андреем. Насквозь мокрые от крови.

Надя

Она не подозревала, что это так тяжело – быть в бегах. Самым трудным оказалось не просто скрываться, но не выходить на поверхность. Стать подземным жителем, накручивающим бесконечные круги в царстве Мордора. Все эти люди – дурно пахнущие, потные, пытающиеся выбить себе место – нет, не под солнцем даже, а под холодным искусственным светом в мраморных переходах метрополитена в мозаике и бронзе. Построенных для трудящихся, но будто в насмешку над ними.