Ошибка смерти

Комната была того же размера, что и в квартире напротив, другими словами, она могла вызвать приступ клаустрофобии. Тэнди приукрасила ее кокетливыми занавесками с воланами на единственном окошке. Занавески были раздернуты, чтобы пара комнатных растений в белых горшочках могла впитывать скупой зимний свет.

На столе перед маленьким диваном стояла коробка, завернутая в белую бумагу с разбросанными по всей поверхности танцующими пурпурными коровами. Коробка была перевязана пышным пурпурным бантом.

– Видишь? Это мой подарок, – сказала Мэвис. – Я ей сама говорила, как мне нравится эта подарочная бумага, когда была в магазине пару недель назад. Тэнди! Тэнди! Ты в порядке?

Квартира была пуста, Ева это чувствовала. Но она позволила Мэвис войти.

Никаких следов борьбы, отметила Ева, оглядываясь по сторонам. Никаких следов поспешного ухода. Здесь царили порядок и аккуратность.

– Я посмотрю в спальне. Она приспособила ее под детскую. – Мэвис устремилась к двери, но Ева опередила ее и сама осмотрела спальню.

Постель была аккуратно застелена, рядом с ней стояла беленькая колыбелька, уже заправленная голубым покрывальцем. В колыбельке лежала мягкая игрушка, маленький пушистый ягненок, выглядевший, по мнению Евы, совершенно неуместно, даже немного жутко.

И зачем люди кладут в постель детям сельскохозяйственных животных?

– Ее здесь нет. А вот ее сумка, которую она собирала для родов. – Мэвис указала на небольшой холщовый саквояж у двери.

Не говоря ни слова, Ева прошла в ванную. На перекладине душевой кабины висело белое полотенце. Совершенно сухое.

В ванной, как и в спальне, и в маленькой гостиной, царили образцовый порядок и чистота. И еще Ева назвала бы обстановку «скудной». Если не считать детских вещей, можно было сказать, что Тэнди довольствуется минимумом.

У нее было все необходимое, и этот минимум она расположила по возможности гармонично, стараясь создать уют, но у нее не было ничего лишнего, не было того избытка, которым, по мнению Евы, стремилось окружить себя большинство людей – в особенности женщин.

Она вернулась в спальню, где, обхватив себя руками, стояла Мэвис.

– Даллас, я думаю…

– Пока еще рано думать. Тут нет следов беспорядка, считай, что это добрый знак.

Ева подошла к стенному шкафу, осмотрела гардероб Тэнди. Опять-таки скуден. Только самое необходимое. Хорошие ткани, приятные цвета, и почти вся одежда – для беременных на больших сроках. Пальто не было. И на хромовой вешалке у входной двери, вспомнила Ева, пальто тоже не было.

В шкафу висела коричневая сумка, но она была пуста. Ева вспомнила, что в тот вечер, когда они с Рорком познакомились с Тэнди и подвозили ее до дому, у нее была огромная черная сумка.

– Здесь нет ни ее сумки, ни пальто. Все выглядит так, будто она ушла и просто еще не вернулась.

– Тогда почему она не отвечает по сотовому? Почему она не пришла на смотрины?

– Согласна, это хороший вопрос. Но мы еще не закончили.

Ева ощутила легкое покалывание в плечах. Тут что-то было не так, но не было смысла еще больше накручивать и без того взвинченную Мэвис.

Вернувшись в гостиную, где на столе еще сиротливо стояла красиво упакованная коробка, Ева подошла к подоконнику и пощупала землю в горшках с цветами. Такая же, как полотенце в ванной. Абсолютно сухая.

Она прошла в крошечную кухню, примыкавшую к маленькой гостиной.

Чистые, не заставленные рабочие поверхности. Три красных яблока в белой вазе. Еще одна ваза, поменьше, кружка, маленький стеклянный стаканчик и ложка – все предметы чисто вымыты – стояли на сушилке рядом с раковиной.

Посуда, оставшаяся после завтрака, поняла Ева. Овсяные хлопья, решила она, обыскав полки кухонного шкафа, сок и травяной чай или кофе без кофеина.

Ева сняла с полки пару пузырьков с пилюлями.

– Это ее укрепляющие средства. Для ребенка. Вроде витаминов.

– Ясно. У нее сервиз на четыре персоны. Она часто принимала гостей?

– Нет, вряд ли. Как-то раз мы с Леонардо у нее были, и пару раз мы ее к себе приглашали. Она ни с кем не встречается. Ну, в смысле, с парнем. Она думает только о ребенке. – Заметив, что Ева изучает стену, Мэвис устремила взгляд в том же направлении. – О, это ее календарь. Смотри, как здорово. Правда, мило – ребеночек, сидящий в тюльпанчике?

Еве казалось, что сажать человека, пусть даже новорожденного, в цветок было верхом идиотизма, но она промолчала, а Мэвис продолжала счастливо щебетать.

– На каждый месяц – другой ребенок и другой цветок, и… Она не вычеркнула два последних дня.

Ева уже это заметила. Каждое число в разлинованном квадратами календаре было аккуратно перечеркнуто крест-накрест красным фломастером – вплоть до минувшего четверга. Пальцы Мэвис затряслись, она обхватила ими запястье Евы.

– Она отмечала каждый день до дня родов. Видишь, видишь? Тридцать первое января. Она поместила дату в сердечко. А остальные дни вычеркивала один за другим каждое утро. А вчера – нет. – Мэвис заглянула в глаза Еве. Ее собственные глаза были полны страха. – И сегодня нет. А сегодняшний день у нее помечен маленькими глазками и моим именем. Смотрины Мэвис. Ой! – Мэвис прижала ладонь к животу. – Ой!