– Если только у нее не начались преждевременные роды, она все еще носит главный приз в себе. Я не думаю, что они пойдут на крайние меры… в смысле, попытаются искусственно ускорить процесс. Все эти женщины были захвачены на последних неделях беременности. Может, это совпадение, но, скорее всего, похититель ждет окончания беременности. – Ева задумалась. – Может, он или она – это какой-нибудь сумасшедший гинеколог или акушерка. Помешан на принятии родов. Потом каким-то образом избавляется от матери. Детей он тоже удержать не может. Кто-нибудь обязательно заметит, что у этого парня или женщины то и дело прибавление в семействе. Или…
– Может, он плохой акушер, может, он все время терпит неудачу, – тихо вставил Рорк. – Может, дети у него погибают, но он упорно продолжает эксперимент.
– М-да… эту версию мы утаим от Мэвис. А может, это какой-то религиозный фанатик, настроенный против матерей-одиночек. Правда, одна из предполагаемых жертв – а я думаю, все они связаны – была замужем за отцом ребенка.
– Ну, если речь идет о настоящем религиозном фанатике, зачала-то она все равно вне брака.
– Да, этого исключать нельзя. Но сам факт, что у нас аналогичные жертвы в трех странах, указывает на выгоду. Это бизнес. Схватить, дать родить, взять ребенка, продать. Уничтожить улики.
– Холодный расчет.
– Холоднее не бывает, – согласилась Ева и подняла спинку сиденья, когда Рорк запарковал машину на Ист-Энд-авеню. – Но вернемся к текущей задаче. По части холодного расчета эти субчики не уступают похитителю нерожденных младенцев.
И она указала на небольшой дворец из стекла и камня, построенный на развалинах Городских войн. Таких домов, как этот, в Нью-Йорке было несколько. И все они были выстроены на набережных, что позволяло их владельцам наслаждаться с высоты видами водных пространств. Тонированное стекло отсвечивало золотистой бронзой в глаза всякому, кто любовался зданием извне. Так как день уже клонился к вечеру, теплый коричневый камень и слепое стекло представали взору в золотистом сиянии специальной подсветки. Дом вздымался ввысь острым шпилем, спускался к реке широкими террасами, а парадный вход представлял собой высокую и широкую арку.
Нажав на кнопку звонка, Ева поднесла свой жетон к «глазку». Красный луч лазера просканировал жетон, после чего дверь открылась.
Еще прежде, чем хорошенькая горничная в униформе заговорила, Ева поняла, что это робот.
– Могу я вам помочь?
– Лейтенант Даллас, полиция Нью-Йорка. Со мной консультант. Нам нужно поговорить с миссис Баллок и мистером Чейзом.
– Ни миссис Баллок, ни мистера Чейза нет дома для посетителей. Не желаете ли оставить визитную карточку?
– Когда я показываю вам вот это, – Ева поднесла жетон к лицу робота, – это означает, что я здесь не со светским визитом. Как вы думаете, миссис Баллок и мистер Чейз предпочтут нанести визит мне в Центральном полицейском управлении?
– Если вам угодно подождать здесь, я проинформирую миссис Баллок.
«Здесь» представляло собой парадный вестибюль, пол которого был выложен золотой и серебряной плиткой, а с потолка свешивались какие-то сложные висюльки тонкого красного стекла, разливавшие свет. На стенах висели картины в золоченых рамах – броские, яркие и, на взгляд Евы, совершенно бессмысленные.
Диваны, столы, стулья, кресла были из черного дерева с темно-красной обивкой.
Ева подняла глаза вверх, куда уходили ступени серебряной лестницы, а потом прошла в располагавшуюся справа от вестибюля просторную гостиную, где та же цветовая гамма была представлена в ином варианте: пол в черно-красную клетку, мебель в золотисто-серебряной гамме.
В огромном камине, отделанном темно-красным мрамором, гудело пламя, а за стеной из золотистого стекла открывался вид на темную реку.
«Ничего мягкого, – подумала Ева, – ничего спокойного, женственного, уютного». Лишь четко выверенный, излишне геометрически жесткий декор, от которого у нее началась легкая головная боль.
Никто не посмеет поднять усталые ноги на сверкающий серебристый столик, никто не захочет свернуться калачиком на золотых парчовых подушках прямого, как по линейке начерченного, дивана.
Заслышав дробный стук каблучков на плитках пола, Ева обернулась, и перед ней предстала Мадлен Баллок во плоти.
«Фото с удостоверения не отдавало ей должного», – решила Ева. Она была из тех, чье присутствие не проходит незамеченным. Высокая, величественная красавица со светлыми, отливающими серебром волосами, гладко зачесанными назад от моложавого лица и уложенными мягким узлом на затылке.
В ее глазах царила арктическая синева, на губах рдела огненно-красная помада. На ней были свитер и длинные шелковые брюки под цвет глаз, бриллианты блестели, как кусочки льда, у нее в ушах.