— Ты там не умер ещё? — спросил Эйи приглушённо.
— Вы очень красиво играете… Правда вот, у меня нога затекла…
— Ничего, сейчас разомнёшься, — он кивнул в сторону спящего. — Мне нужно как-то донести его обратно.
Лоренс сделал круглые (ещё более, чем обычно) глаза.
— Я не хочу до него дотрагиваться!!! А если он проснётся и снова кусаться начнёт…
— Не проснётся, не переживай.
Лицо Лоренса приобрело страдальческое выражение.
— Ну неужели во всей организации нет более низких чинов, чтобы этим заниматься…
— Здесь, в этой комнате, у тебя наиболее низкий ранг. Он не в счёт, — прибавил Эйи, поймав изумленный взгляд. — Поэтому не выпендривайся и вперёд. Да не бойся ты так. Просто перекинь его через плечо. Ну ладно, допустим…
***
Несколько вечеров подряд Эйи играл для Глена. Как выяснилось, тот разделяет интерес к Лунной сонате.
А в один вечер он внезапно заплакал. Где-то на середине прослушивания; обычно Глен сидел у стены, опустив руки вниз; тут он обхватил ими ноги, и по его лицу стали скатываться слёзы. Он остался неподвижен — даже не пытался их убрать.
«Интересно, о чём он сейчас думает… Если вообще думает. Полагаю, это продвижение вперёд».
Тем временем тот продолжал плакать. Его большие голубые глаза распахнулись широко, зрачки сузились, рот чуть-чуть приоткрылся.
«Кажется, будто он вот-вот что-то скажет». Эйи решился на отчаянный шаг.
— Ты хочешь что-то сказать?
Глен посмотрел на него, в глазах появилось вполне человеческое отчаяние.
— Нет… — произнес он.
Эйи был, мягко говоря, удивлён, но виду не подал.
— Что «нет»? Тебе нечего сказать или ты задал себе какой-то вопрос и теперь на него отвечаешь?
— Нет… Этого не могло… Произойти…
После этих слов он внезапно обхватил себя руками, сильно сжав зубы.
«Ну нет, отдохни пока». Глен провалился в сон.
***
Эйи был поражен прогрессом, как и глава организации; он впервые видел её настолько искренне удивлённой. Он поделился с ней своими дальнейшими планами.
— Я думаю произвести с ним что-то вроде мгновенной встряски посредством помещения в непривычные условия. Иными словами, я хочу вывезти его за город — где людей поменьше, а лучше, чтоб вообще не было — а там уже продолжить. Я долго думал, как отвлечь его от мыслей об убийстве. Сначала наиболее простым выходом мне казалось просто дать ему свободу в этом, но потом я понял, что это исключительно вернёт его в прежнее состояние. Поэтому на данный момент я считаю, что ему просто нужно по возможности не давать видеть живых существ; это не будет отвлекать его.
— Но какие методы ты планируешь использовать?
— Разные, — Эйи посмотрел в сторону. — Я пытался поставить себя на его место, и подумал, что для меня наилучшим выходом из ситуации было бы просто забыться. Музыка вводит его в состояние транса; могу предположить, что и другие виды искусства могут оказывать подобное влияние. Сложность состоит в том, чтобы при этом сделать его ещё и участником действия — опять же, удержать внимание. Это хорошая тренировка сознания. А где сила воли, там и разумное существо.
Всё это время она смотрела на Эйи с уважением. Она никак не ожидала, что это безынициативное обычно создание способно проявить такую инициативу, да ещё и с его стремлением из всего извлечь практическую для себя пользу… Видимо, он видит Глена как своего брата. Впрочем, можно сказать, так оно и есть…
— Но, Эйи, ты ведь понимаешь, что из состояния забытья рано или поздно выходят, и потом уже ему ничего не поможет…
Он улыбнулся с какой-то горечью.
— Вы ошибаетесь, если думаете, что я ничего не понимаю. Глен — ошибка, которую необходимо устранить; так будет лучше в первую очередь для него самого. Но я хочу, чтобы Вы поняли, — Эйи сверкнул глазами, — даже недостойная жизни ошибка имеет право на достойную смерть.
***
К тому моменту, как они выехали в сельскую местность, предварительно сняв небольшое шале, Глен уже мог свободно говорить, хотя делал это весьма неохотно. Всё время казалось, что его будто что-то будто сдавливает, что все его действия производятся через силу. Оно и понятно — вряд ли кто-то смог бы представить, какие титанические усилия совершал над собой этот человек.
Большую часть дня Эйи и Глен просто гуляли в горах; тот выматывался, и это было как нельзя лучше. Единственная проблема состояла в то и дело попадавшихся мелких зверьках или птицах — Эйи видел, какие взгляды Глен каждый раз кидал в их сторону, и тут же старался отвлечь того разговором.
Вечера посвящали творчеству: сначала Эйи, как и раньше, играл для Глена; потом тот и сам стал играть на скрипке, которую Эйи предварительно раздобыл. Пару ночей Глен жаловался, что не может уснуть — тогда они уходили в поле, Эйи разводил небольшой костер (то, как их не заметили, осталось загадкой) и учил того танцевать. Поначалу Глен, казалось, не мог понять, что от него требуется: движения — если их можно было таковыми назвать — были крайне неуклюжи. Затем пошло чуть лучше: Эйи наигрывал ритм, и в какой-то момент ему даже показалось, что Глен поглощён танцем. Это было хорошее состояние. «Думаю, скоро можно будет перейти к более серьёзным вещам».