(Между тем в третьей группе туристов на берег сошел Карл Брокман, числившийся в списке под чужой фамилией, – его уже никто не встречал, никто не приметил, так как все наше внимание отдано Уткину и его спутнику. Одет он был почти как Уткин, только рубаха была не голубая, а темно-синяя. В одной руке он нес кофр, какими пользуются фотокорреспонденты, в другой держал пиджак.
Покинув свою группу, отправившуюся к автобусам, Брокман, не теряя времени, сел в обычный рейсовый автобус и проехал пять или шесть остановок. Потом сошел.
Без четверти одиннадцать он вошел в дом, где остановился Уткин, – адрес, сообщенный в разведцентр радиограммой, он запомнил, уходя в последний раз с виллы Монаха.)
– Добрый день, – сказал Брокман открывшей дверь Нателле Георгиевне. – Если не ошибаюсь, у вас остановился Владимир Уткин.
– Да, да, проходите, пожалуйста, – ласково пригласила она. – Вас ведь тоже Володей зовут? Будьте как дома, вот его комната. Он сказал, на почту пошел, позвонить.
– У меня кое-какие дела. Ничего, если туда-сюда ходить буду?
– О, пожалуйста, – поспешила успокоить его Нателла Георгиевна. – А хотите, я дам вам ключ от квартирной двери? У нас есть запасной.
– Не надо.
– Ну располагайтесь. – И она ушла к себе.
Брокман оглядел комнату Уткина, заглянул в шкаф, достал сумку.
Затем вынул из кармана плотную, как картон, карточку – это был пропуск на «Олимпик», Брокман сунул его в карман висевшей на спинке стула коричневой куртки Владимира Уткина.
Оставалось лишь переложить в сумку содержимое кофра. Сделав это и оставив кофр в комнате, Брокман взял сумку, выглянул в коридор, убедился, что там никого нет, и покинул квартиру.
На поиски машины, которая шла на Тбилиси, ему потребовалось всего несколько минут.
В то время как Брокман выехал из Батуми в столицу Грузии, поразительно похожий на Брокмана турист и Уткин, нагрузившись покупками, пришли к Уткину домой.
Нателла Георгиевна сообщила, что приятель заходил, но тут же куда-то исчез. Уткин сказал:
– У каждого свои заботы.
В комнате он первым делом проверил карманы куртки и, найдя пропуск на корабль, положил его себе в карман брюк.
– На паспорте фотокарточка твоя, – сказал турист.
– Знакомая история.
Говоря так, Уткин имел в виду историю своей засылки в Советский Союз. Тогда он сходил на берег и уступал свое место Михаилу Тульеву, и на его паспорте, который сдавался пограничникам, было наклеено фото Тульева, чем-то напоминавшее его собственные черты.
Они посидели немного, покурили и покинули квартиру, оставив все вещи и не простившись с хозяевами.
Непредсказуемо вели себя Уткин и турист, особенно последний. По всем правилам, он бы должен был остаться, раз уж ему в этой ситуации отвели роль Брокмана. А он вместе с Уткиным, дождавшись, когда к трапу подошла большая компания вернувшихся с экскурсии пассажиров «Олимпика», присоединился к ним и поднялся на борт. Никаких недоразумений не последовало.
В том, что произошло, полковник Марков видел собственную ошибку, о чем он прямо сказал Павлу, когда они встретились ночью на загородной даче.
– Грубой ошибки вроде нет, – попробовал смягчить выводы Павел, впрочем, без всякой убежденности.
– Мы могли бы предусмотреть незатейливый фокус с этим третьим, – возразил Марков.
Павел упорствовал:
– А может, это не третий? Может, Брокмана и не было?
В другое время Марков, наверное, употребил бы здесь ядовитую шуточку, но сейчас не считал это уместным.
– Для чего же, объясни, Уткин делал все так демонстративно? Буквально лез на рожон… И не рано ли мы ослабили наблюдение за квартирой, где он остановился?
Павел пожал плечами и ничего не ответил.
– Молчишь? – сказал Марков и посмотрел на часы. – Насчет того, третий это или не третий, узнаем утром. Одно могу сказать тебе совершенно точно: перед Иваном Алексеевичем мне было бы вот как стыдно. Наш с тобой новый начальник попервости еще с нами деликатничает, а мы достойны… достойны…
Упоминание об их прежнем начальнике – генерале Иване Алексеевиче Сергееве, при котором Павел поступил в управление, который вел их столько лет и вдруг скончался от инфаркта минувшей зимой в свои неполные пятьдесят семь лет, – сделало настроение еще более печальным. Стараясь стряхнуть его, Павел начал размышлять вслух:
– Ну, допустим, Уткин с этим типом выставляли себя напоказ, чтобы отвести внимание от Брокмана. А тот, конечно, не терялся…
Марков смотрел на него не перебивая. Павел продолжал:
– Если так – плохи наши дела. Значит, Уткин и вправду ездил к Марии, чтобы провериться. Пора подавать рапорт по собственному желанию. Срисовал меня Уткин, а я-то сам себя нахваливал: мол, чистенько сделано, Уткину даже ни разу не померещилось.
– Ты не один был, – напомнил Марков.
– Что об этом толковать? Теперь надо дальше глядеть, а мне, если честно, и заглядывать тошно.
– Расплакался, – проворчал Марков.
– Но ведь все летит к черту! – не выдержал Павел.
– Почему же?
Павел выставил растопыренную пятерню и начал загибать пальцы:
– Брокман ушел – раз. Уткин меня раскрыл – два. Что с Михаилом будет – три.
Эта вспышка словно придала Маркову спокойствия.
– Тебя он мог и не видеть.