У тебя нет никакой возможности знать чтонибудь о твоей смерти, ни сейчас, ни в конце так называемой жизни. Если знание, непрерывность знания, не закончится, смерть не может произойти. Ты хочешь знать чтонибудь о смерти: ты хочешь сделать ее частью своего знания. Но смерть не является чемто мистическим; прекращение этого знания и есть смерть. Что, потвоему, продолжится после смерти? Что там есть такое, пока ты живешь? Где этот объект? Там ничего нет – никакой души – есть только этот вопрос о том, что будет после смерти. Вопрос должен умереть сейчас, чтобы ты нашел ответ – твой ответ; не мой ответ – потому что вопрос порожден предположением, верой, что есть нечто, способное продолжаться после смерти.
У. Г.: Видишь ли, существование той самой штуковины, которая задает вопросы, то есть вопрошающего, стоит на кону.
У. Г.: В этом и проблема: ты не смеешь поставить под сомнение эту основную штуковину, потому что это разрушит нечто, очень дорогое для тебя: непрерывность тебя, каким ты себя знаешь и ощущаешь.
У. Г.: «Тогда что?» отсутствует. Тогда это начинает действовать. Это действие.
У. Г.: Сам вопрос заключает в себе неотъемлемую способность найти ответ самостоятельно. Понимаешь, если ответа нет, вопрос не может оставаться там. Ты ждешь ответа либо извне, либо изнутри. Когда и то, и другое оказывается бесполезным, что происходит с вопросом? Отказ происходит не потому, что я не согласен с опытом других, но потому, что он не действителен в моем случае. То есть он может быть правильным, но он не действителен, поэтому я отказываюсь от него. Вся помощь извне для меня закончилась. Когда она уходит, здесь не остается никакой беспомощности – они связаны друг с другом; их действительно не разделишь.
Настоящая проблема в решении. Если ты не можешь решить проблему, она перестает быть проблемой. Тебя больше интересует решение, чем проблема. Но решение относится только к завтра, а не к настоящему – когда ты собираешься решить эту проблему? – так что это не решение. Почему ты так заинтересован в нахождении решений? Они так и не помогли тебе. Но ты смотришь на решения, тебя интересуют решения, а не проблема. В чем проблема? – это все, о чем я спрашиваю. У тебя нет никакой проблемы, но ты говоришь о решениях.
Ты не удовлетворен ответами других. Ты приходишь ко мне, думая, что я – реализованный человек. На эти вопросы уже ответили, но ты все еще задаешь их. Ты хочешь подтверждения тому, что ты знаешь, но этот человек говорит нечто такое, что не вписывается в твои рамки, и потому ты со мной не соглашаешься. Тебе необходимо найти ответ на этот вопрос.
Поиск прекращается с осознанием того, что нет такой вещи, как просветление. Находясь в поиске, ты хочешь освободиться от себя, но все, что ты делаешь, чтобы освободиться от себя, это и
«Как» будет оставаться до тех пор, пока ты думаешь, что ответы, которые дают другие или даю я, являются ответами. «Я нашел ответ» – они нашли ответы на свои вопросы. Пока ты зависишь от ответов тех людей, которые, потвоему, могут дать тебе ответы на твои вопросы, эти вопросы будут всегда оставаться. Они не являются ответами; если бы они ими были, вопросов бы не было. Это должен быть
И этот ответ должен быть найден без какого бы то ни было процесса. Любой процесс уводит тебя от ответа, разбавляет вопрос. Вопрос становится посвоему все более интенсивным. Тебе ничего не нужно, кроме ответа на вопрос. Ничто другое. Ничто больше не интересует тебя, кроме ответа на этот вопрос. День за днем, до конца твоей жизни, для тебя это единственный вопрос – «Как?».