Не в этой ли тайне все дело? А если некто, нам неизвестный, хотел остановить Гордона?
Он же сам планировал посоветоваться с нами насчет Оли!
Значит, с Олей была проблема, требующая нашего вмешательства, так? Тайна, о которой мне все тут проговорились, тоже связана с Олей.
Черт побери, хоть бы ее разговорить!
Я прекрасно понимала, что разговорить Олю столь же трудная задача, как…
Ну, не стану искать сравнения! Трудно, и все тут. Особенно если именно Оля и является первопричиной всего происходящего.
«Каждый словно вбирал в себя образ из трагедии», — так или примерно так сказал Костя Пряников. По моему наблюдению, Гордон был Полонием.
Полоний был убит Гамлетом из-за того, что любил подслушивать. То есть Полоний любил совать нос в чужие тайны. Как Гордон?!
— Куда движемся? — спросил Пенс.
— Сначала к Ларикову, — сказала я. — Кое-что надо посмотреть. Потом забежим к Соне и Маше. А там подумаем.
Может, наконец-то и удастся до чего-то додуматься?
Ларчик только что вернулся. Это я смогла понять не только по ощущению свежести, которое еще некоторое время исходит от людей, пришедших с мороза, но и по многим иным причинам.
Он был явно зол и озабочен. Его лоб прорезала хмурая морщина.
— Что-нибудь случилось? — спросила я.
— А? — Он посмотрел на меня совершенно рассеянным взором и ответил: — Нет. Ничего.
После этого вставил в компьютер дискету и стал что-то читать. Иногда он подавал возгласы — «черт», «и как же мы тогда это вот пропустили…» и так далее.
— Что это? — спросила я.
— Протокол допроса Ольги Гордон, — ответил он. — Можешь сама посмотреть. Не могу понять, почему мы тогда не обратили внимания вот на это.
Он ткнул пальцем в монитор.
— Я вообще это дело не помню совершенно, — сказала я. Он-то меня все время про него спрашивает, а сам ни разу и не удосужился толком объяснить, что там произошло с этой Риммой. При чем тут Оля?!
— Слушай, а я и забыл! Ты же тогда была в отпуске!
— Конечно, — кивнула я.
— Тогда почему всю дорогу киваешь?
— А мне неудобно было тебе напомнить. Дело-то в общих чертах я изучила. По файлу. Римма была найдена в своей квартире, мертвой. Причина смерти — передозировка наркотика. Была подругой Оли Гордон. Так?
— Да, — кивнул он. — Умница.
— А это что?
— Это? Запись разговора с нашей Олей. Слезы, слезы и постоянные надрывные крики «я не виноватая!». Теперь взгляни вот сюда. Видишь?
— Да, — кивнула я.
Сначала смысл фразы до меня не дошел. Но потом, когда я в это вчиталась, то вздрогнула.
— Ну? — спросил меня Ларчик. — Твой босс, Сашка, полный козел!
— Да не полный, — успокоила я его. — Просто тогда ты еще не научился мыслить аллегориями.
Сама я впитывала в себя сейчас эту фразу, повторяя ее про себя и боясь забыть. Эта фраза сейчас была важнее всех моих изысканий, то есть, являясь их частью, она самая важная на данный момент. Самой маленькой, самой невыразительной, самой случайной и одновременно — центром всего. Центром клубка. Той самой ниточкой, за которую можно было потянуть и распутать:
«— Папа сказал…
— Что он сказал? Он был там?
— Нет. Он сказал это раньше. Что я кончу точно так же. Как Римка. Если не перестану».
— Черт побери! — выдохнула я. — Как это все меняет! Знаешь эту старую сказку? «Казнить нельзя помиловать». Поставь запятую, и смысл фразы меняется. Меняется и участь человека. Так и здесь, а?
— Как же я не догадался!
— Ларчик, детка моя! Ты же не филолог! Погляди, тут надо сместить акцент. Можно понять, что он просто предупреждает свою дочь, что она тоже кончит передозировкой. Оля употребляет наркотики. Так? Но, если эта фраза была сказана раньше, значит, получается, что Андрей Вениаминович Гордон знал, что Риммы не станет?
Он сказал это раньше.
— Значит, он угрожал своей дочери, скажем так. Не делай этого, или тебя постигнет та же участь.
— И что у нас с тобой получается? — спросил Ларчик.
— Очень нехорошее чувство у нас с тобой получается, — сказала я. — Чувство омерзения и гадости. Вся компания дружно скрывает тайну. Тайна связана с Олей и Соней и третьим «некто». Ты можешь узнать, не пропадал ли кто-то из нашего Тарасова перед смертью Риммы? Кто-то из ее окружения?
— Попытаюсь, — кивнул Лариков. — Надо осторожно, чтобы Ванцов ничего не знал.
— Слушай, а почему он так не хочет, чтобы мы занимались этим? — поинтересовалась я. — Он так ревнив к службе?
— Я не знаю.
— Заметь, Ларчик, в основном нам только радуются. Даже благодарят за помощь. А этот всеми правдами и неправдами пытается нас отодвинуть.
— Сашка, уж не думаешь ли ты, что Ванцов — убийца?
Во взгляде Ларчика застыл благоговейный ужас.
— Нет, — ответила я, честно скрестив под столом пальцы. — Но он может иметь такое странное желание покрыть настоящего убийцу. К тому же…
Я не договорила. Дверь сзади меня открылась, резко и неожиданно. Я обернулась и увидела перед собой Соню.
Соня была бледной и перепуганной.
— Соня? Что случилось? — спросила я ее.
— Я больше не могу, — пробормотала она.
— К вам опять приходили?
Она помотала головой. Ее взгляд был безумен. Пальцы подрагивали.
— Со-ня!