Ошибка предубеждения

Кадяев вернулся в кабинет, отменил вызов машины и, соответственно, планы выполнить обещание помочь жене с уборкой, попросил зама зайти к нему.

Глава 3

Что происходило на сопредельной территории, в принципе было видно и без бинокля. С пригорка открывался хороший обзор на дорогу, проходящую через приграничный поселок Логачевка и далее в Украину. Группа офицеров из числа командиров батальонов и рот, возглавляемая начальником штаба 237 гвардейского танкового полка, проводила совместную с пограничниками рекогносцировку местности.

«Урал» с будкой, оборудованный под КШМ[16], поставили чуть ниже топографического гребня[17] холма. Группа разместилась под прикрытием машины, тем самым скрыв происходящее от потенциальных наблюдателей с той стороны.

– Внимание! Провожу топографическое ориентирование, – начал замначальника штаба. – В направлении излучины реки Оскол, – он показал рукой, – север. В направлении изгиба дороги – далее 15 км – город Валуйки и поселок Солоти, место дислокации полка. В направлении оврага – далее 3 км – поселок Пески, Украина. Далее…

Закончив, зам обвел взглядом командиров подразделений, оценивая, насколько его доклад был воспринят. Вопросов не было, все и так знали, где они находятся, где проходит государственная граница и тем более где их дома. На улице стоял конец октября, было еще по-осеннему тепло и необычно тихо, так что соблюдение формальных требований устава и наставлений по боевой подготовке воспринималось спокойно. Это не в —15 градусов стоять на ветру, выслушивая пламенные речи комполка о необходимости беречь личный состав от обморожения. Единственное, голос у зама был такой звонкий, что хотелось ему сказать: «Товарищ подполковник, ну не ори ты так, погода-то какая райская! Мы второй день с полигона, отстреляли комплексную тактико-огневую задачу, уши и так пухнут от грохота танков. Дай послушать тишину». Естественно, такой вольности позволить себе никто не мог. Танкисты – понятное дело, они даже шепотом кричат порой.

Внезапно в ту самую паузу, когда зам закончил, а начштаба только набирал воздух в легкие для своего спича, сверху послышался слабо различимый звук. Все подняли головы и увидели их – журавлей. Огромный клин, штук в 50 птиц, безмятежно плыл в прозрачном и невероятно лазуревом осеннем небе. Воцарилось молчание, а тихий клекот только оттенял его глубину. Военные, задрав головы и приоткрыв рты, смотрели на эту красоту и молчали, прям как дети. И только когда у зама начштаба свалилась с головы шапка, все очнулись.

– …В направлении полета журавлиного клина – юг, – произнес командир второго батальона, и военные засмеялись.

– Павлов, ни хрена ты ни топографию, ни орнитологию не знаешь. Журавли летят в Иран, а это на юго-восток. Так вот пойдешь с тобой рядом во встречном бою – все перепутаешь, – отреагировал зам, надевая шапку поглубже, и командиры рассмеялись еще больше.

– О… тащ подполковник академию закончил, птичек, что ли, там изучали? – Смех разразился пуще прежнего, но по-доброму. Никто не мог упрекнуть штабиста в чистоплюйстве и непрофессионализме. В 2008 году он, еще лейтенант, будучи в головной походной заставе от передового батальона полка 58 армии, пробивался в Грузию через Рокский тоннель. В ходе марша пришлось взять под командование всю роту, которую провел без потерь с одним поврежденным танком, и тот на сцепке вытащил из-под огня. В принципе, все командиры батальонов были тоже с боевым опытом, кто в Сирии, а кто и во внеплановом отпуске 2014–2015 годов… По этой причине между старшими офицерами полка отношения были товарищескими, несмотря на разницу в должностях. Порой, в отсутствии подчиненных, конечно, могли в шутку и послать старшего по должности, но каждый знал свое место и границы дозволенного. Исключением из подобного баланса был только командир полка и начальник штаба. Авторитет их блюлся незыблемо. Каждый комбат и начальник службы осознавал: эти офицеры олицетворяют суть единоначалия – и априори уважал их должности и погоны независимо от своего мнения о профессионализме, опыте или личных качествах.

Начштаба тем временем продолжал смотреть в небо, не обращая внимания на «разложение дисциплины» и вольности подчиненных. Он просто смотрел отстраненно, и на его лице не было ни улыбки, ни радости. Скорее наоборот, какая-то глубокая печаль и тоска лежали печатью на всем его облике. Молодой еще мужчина, ему был всего 41 год, стал похож на уставшего от жизни старика, познавшего бренность бытия и неотвратимость грядущего. Он был родом из Харькова, где жили его друзья юности и осталась похороненная мать. Отец, полковник в отставке, закончил Харьковское гвардейское танковое училище, ушел в отставку с развалом Советского Союза.

Вчера батя приезжал из Белгорода навестить сына. Супруга приготовила ужин, налили по маленькой.

– С Юркой, друганом, вчера разговаривал, – закусив, продолжил начштаба. – Помнишь же его? – Отец махнул головой.