Ошибка Нострадамуса

В группу конструктивистов входили такие известные поэты, как Владимир Луговской, Эдуард Багрицкий, Николай Ушаков, Борис Агапов и другие. Сам Маяковский положительно оценивал деятельность конструктивистов и даже хотел объединить с ними свой ЛЕФ.

«В каждой литературной группе, — полушутя, полусерьезно заметил Маяковский, — существует дама, которая разливает чай. У нас разливает чай Лиля Юрьевна Брик. У вас — Вера Михайловна Инбер. В конце концов, они могут это делать по очереди. Важно, кому разливать чай. Во всем остальном мы договоримся». Не договорились… Возможно потому, что Вера Инбер смертельно обиделась из-за завуалированно неприличной эпиграммы Маяковского:

Ах, у Инбер, ах у Инбер,
Что за глазки, что за лоб.
Все глядел бы, все глядел бы,
Любовался на неё б!

В 1939 году, просматривая списки представленных к награде писателей, Сталин спросил своего референта:

— А почему в списке нет товарища Веры Инбер? Разве она плохой поэт и не заслуживает ордена?

— Товарищ Инбер действительно хороший поэт, — ответил референт, — но дело в том, что она происходит из мелкобуржуазной семьи и к тому же является двоюродной племянницей врага народа Троцкого. Это не позволяет нам…

Сталин прервал его движением руки.

— И все-таки я думаю, — сказал он, — что мы должны наградить товарища Веру Инбер. Она никак не связана со своим дядей, врагом народа, и занимает правильные позиции и в жизни, и в творчестве.

И Вере Инбер вручили орден «Знак Почета». Теперь она могла спать спокойно. Не могла только писать так же хорошо, как прежде. Маска приросшая к лицу, стала сутью.

А потом была великая война, блокадный Ленинград, поэма «Пулковский меридиан», за которую Вера Инбер получила Сталинскую премию второй степени. Власти ценили собачью лояльность Веры Инбер. Она стала членом правления Союза писателей СССР, ее назначили председателем секции поэзии, ввели в редколлегию журнала «Знамя».

А она возненавидела все живое и подлинное в литературе. Активно участвовала в травле Пастернака и Лидии Чуковской, обвиняла молодых поэтов в цинизме и низкопоклонстве перед Западом.

Это Вера Инбер во многом испортила жизнь талантливого поэта Леонида Мартынова. В начале 30-х годов Мартынов был арестован по обвинению в заговоре, направленном на отделение Сибири от России. Его посадили. После освобождения в 1946 году Мартынов выпустил в Омске первую книгу своих стихов «Эрцинский лес». Почуяв подлинный талант, Инбер как с цепи сорвалась. Опубликовала в «Литературной газете» погромную статью-донос: «Нам с вами не по пути, Мартынов!»

После этой статьи весь тираж крамольной книги был уничтожен, а самого Мартынова на десять лет отлучили от литературы.

«Эта литературная комиссарша, — вспоминает Евтушенко, — приходила в объединение, где я занимался, и донимала всех едкими замечаниями и нотациями, выдержанными в духе догматического начетничества. В Инбер было что-то от болонки: маленькая, с забавным взбитым коком, спичечными ножками, с каким-то нелепым шарфиком на тощей шейке, она ворчливо излагала невероятно ортодоксальные вещи и была воплощением лояльности».

Коллеги по литературному цеху откровенно избегали общения с ней. Анна Ахматова Веру Инбер презирала и официально отказалась от ее предисловия к своему сборнику стихов.

Жила она долго. Пережила всех своих мужей, единственную дочь и внука. Жаловалась, что смерть забыла о ее существовании. Не забыла.

Вера Инбер скончалась в 82 года в полном одиночестве, с горечью признав на склоне дней, что растратила свою жизнь на пустяки. Страх перед системой уничтожил дар этой миниатюрной поэтессы, заставив потратить то, что ей было дано от Бога, на никому не нужные вещи. И все-таки ее ранние стихи продолжают жить. Они и сохранили за ней пусть небольшое, но достойное место в пантеоне российской поэзии.

Стихотворение про маленького Джонни знала вся страна, потому что оно входило в репертуар Вертинского. Но далеко не всем было известно, что его написала Вера Инбер.

* * *