Ошибка Лео Понтекорво

На лыжных склонах атмосфера ничем не отличалась. Пыл, адреналин, соревнование. Филиппо любил подурачиться и попугать брата, устраивая прыжки. Сэми же, несмотря на то, что брат катался на лыжах гораздо дольше него, терпеть не мог, когда Филиппо не следил за тем, чтобы ставить лыжи ровно. Все это время отец ковылял за ними. Беда была в том, что мальчишки не знали чувства усталости, а для Лео минутами истинного блаженства становился подъем на фуникулере. Он откидывал голову назад, снимал перчатки, тыкал палками в снежные сугробы, встречавшиеся на пути. Затем он закуривал сигару. Делал затяжку и вдыхал коктейль афродизиаков из густого дыма и тонкой струйки воздуха. Лео чувствовал, как мышцы ног сводит от холода, а когда подъем становился круче, он приходил в себя, рискуя упасть.

С каждым годом соревноваться с сыновьями становилось все сложнее. Еще недавно именно Лео давал указания, ждал, подгонял. Но с некоторых пор роли поменялись. Оказалось, что его особый стиль устарел. Филиппо и Самуэль недовольно ворчали: «Ну же, папа! Давай, а то мы так никогда не доберемся до места!»

Но его авторитета еще хватало на то, чтобы объявить перерыв на обед в убежище, маленькой лачуге из темных бревен, примостившейся на обледеневшем склоне, в нескольких десятках метров от канатки. Изнутри эта лачуга была более просторной, чем могло показаться снаружи. Она могла вместить в себя всех лыжников даже в горячий сезон рождественских каникул. Из-за огромных ботинок и лыжных костюмов серебристых оттенков гости убежища напоминали роботов, космонавтов или средневековых рыцарей в латах.

Пока сыновья пили свою колу и жевали сэндвичи, Лео заказывал себе омлет с беконом, грибами и картофельными рёшти на гарнир и два стаканчика. Все это сопровождалось обычным: «Только прошу, ни слова старушке!» Лео намекал на только что съеденную свинину, не самую кошерную пищу.

Подогреваемый алкоголем, Лео мог вполне насладиться последним послеобеденным спуском. Вечером он не катался на лыжах. Мальчики даже не пытались просить его об этом.

С этого момента день в горах нравился профессору Понтекорво уже гораздо больше. Дома его ждал горячий душ, под которым он стоял десять минут, пока не расходовал весь нагревательный бак. («Пока не расходовал ледник», — подшучивала над мужем Рахиль, которую поражало, как небережно Лео обращается с природными ресурсами планеты.)

«А не сделать ли нам кофе?» С этой фразой Лео часто обращался к Рахили, выходя из ванной с сигарой во рту, благоухающий одеколоном и дезодорантом. И Лео, и Рахиль прекрасно понимали, что обращение к первому лицу множественного числа в этой фразе не соответствовало действительности. Выбор такой грамматической формы был притворством, лицемерием: на самом деле кофе хотелось Лео, а Рахиль должна была его приготовить. Причина, по которой Лео не мог попросить ее об этом напрямую, как сделал бы его отец несколько лет назад, заключалась в том, что времена изменились. Как если бы в специальном календаре обычаев сменилась целая эпоха. Столь двусмысленно сформулированный вопрос демонстрировал, что женщина находится где-то на середине своего пути к равным правам. Кофе по-прежнему готовила жена, но, по крайней мере, сейчас ее об этом любезно просили, причем муж чувствовал себя несколько неловко.

Будущие жены Филиппо и Самуэля — если представить, что эти убежденные холостяки когда-нибудь женятся, — вынудили бы своих покорных супругов готовить себе кофе, и те подчинились бы не моргнув глазом.

После кофе и отдыха на диване перед камином Лео спускался вместе с Рахилью на прогулку в деревушку. Пока она ходила по магазинам, он, желая казаться космополитом, чему, увы, не совсем соответствовали его познания в английском языке, покупал британские и американские газеты. Поеживаясь от холода, он усаживался на скамейку и читал их с огромным трудом, мечтая о словаре. Пока они шли домой, пока горы на горизонте погружались во тьму, деревушка оживала. Витрины магазинов на главной улице начинали сверкать. Драгоценные товары, разложенные между красных бантов, деревянных коробочек, позолоченных шариков, еловых веток, так и просились наружу, они должны были быть куплены и по возможности увезены в другие страны. И к счастью, в деревушке было полно любителей этого добра. «Только не говори мне, что это последняя модель „Никона“. „Этот шарф совсем неплох! Оранжево-розовый, тончайший кашемир“. „А эти солнечные очки, модель Blues Brothers? Сэми хотел именно такие или я ошибаюсь?“»