Ошибка Лео Понтекорво

Как-то утром, на море на вилле в Маремме, где Понтекорво проводили все летние месяцы, Рахиль обнаружила Филиппо в комнате прислуги, в которой обычно во время отпусков жила нянька. Он неподвижно лежал на кровати в кроссовках, майке и спортивных штанишках. От него исходил солоноватый запах человека, который занимался спортом и не успел принять душ. Рахиль поразило не столько то, что она нашла сына в таком месте, сколько та безмерная радость, с которой он встретил мать. Филиппо готов был расплакаться. Прошлым вечером, вернувшись из гостей, Лео и Рахиль не заметили, что Филиппо спал не в одной комнате с Сэми. Сейчас Филиппо объяснил им, что, придя домой после игры в мяч на пляже, он прилег на некоторое время здесь, на кровати Кармен, и не заметил, как уснул. Когда он проснулся, его окружала ужасная и беспроглядная тьма.

«Но, малыш, неужели ты не мог пойти в комнату брата?»

«Мне казалось, что я ослеп!»

«Ослеп? Почему?»

«Потому что вокруг было очень темно. Я всю ночь пролежал с открытыми глазами, пытаясь различить хоть немного света. Но бесполезно».

«Ставни закрыты. Кроме того, мы находимся в лагуне. Естественно, здесь более темно, чем в Риме. Извини, но разве ты не мог включить свет?»

«Да, я думал об этом. Я всю ночь продержал руку на выключателе».

«И почему ты не нажал на него?»

«Потому что, если бы свет не зажегся, я бы убедился в том, что действительно ослеп».

«Ну что за глупыш!»

Итак, в очередной раз образ его сына, который всю ночь продержался за выключатель, так и не решившись нажать кнопку из-за страха ослепнуть, вызвал в Лео отнюдь не радостные чувства в отличие от его жены. Вот очередной пример его боязни и неспособности реагировать. Бедный Филиппо. Как, должно быть, ужасно ощущать себя слепым все это время. Но почему он не позвал их? Просто потому, что их приход мог тоже подтвердить его слепоту. Поэтому было лучше ждать зари. Но что значил весь этот страх? Чего он стоил? Какие препятствия он создал бы в будущем? И может быть, это была их с Рахилью вина, что они внушили сыну мысль о его неполноценности? Именно они внушили Филиппо: ты, дорогой наш сын, неполноценный ребенок. Ребенок, которому на роду написано падать, разбиваться, болеть.

«Ты разве не знаешь, малыш, как трудно ослепнуть? — объяснил ему позже Лео. — И знаешь, почему многие люди, даже желая этого, не могут покончить жизнь самоубийством?»

«Почему?»

«Потому что умереть гораздо сложнее, чем это может показаться. Заболеть тоже сложно. Наше тело — это удивительный механизм, способный выдерживать и приспосабливаться. Особенно в твоем возрасте».

Только произнеся эти умные слова, Лео спросил себя, насколько они были уместны для ребенка восьми лет. Лео также случалось задаваться вопросом, каково это для подобного ребенка иметь братика, который являлся полной его противоположностью. Который научился говорить раньше положенного времени, спал глубоким спокойным сном, свободно писал и читал, был первым учеником в школе, побеждал в спортивных играх и всем нравился. Что значило для старшего брата иметь младшего, который развлекался на праздниках, организованных родителями для него? Незаметного мальчика, которому жизнь уготовила пытки у логопедов, психологов, неврологов? Сэми был сыном, о котором мечтают многие: веселым, дерзким, забавным. Возможно, он не был столь красив, как Филиппо: его прелесть была подпорчена неправильностью черт. Но эти едва заметные несовершенства делали его едва ли не более симпатичным.

Братья могли бы ненавидеть друг друга. Для этого было много предпосылок. Когда Сэми только появился на свет, за ним всегда кто-нибудь присматривал. Рахиль боялась, как бы Филиппо своим странным поведением не причинил бы какого вреда брату. Все располагало к тому, чтобы между ними возникли соперничество и зависть.

Но как бы не так! Они были самыми дружными и верными братьями, каких Лео видел в своей жизни (имеется в виду среди детей). По утрам они вместе ходили в школу. А после занятий вместе возвращались домой. Старший заразил младшего своей любовью к комиксам, тогда как младший приобщил старшего к коллекционированию спортивных футболок. Они оба разработали свой особый тайный язык. Он был нужен для того, чтобы противопоставить себя остальному миру, а также придать их братской солидарности почти мистический и эзотерический смысл.

И сейчас один не мог жить без другого. Лео усматривал в этом нечто болезненное, а Рахиль давала этому разумные обоснования. В конце концов жизнь разделила бы их, сделав независимыми друг от друга. Дух освобождения не менее роковой (и в определенном смысле не менее печальный), чем тот, что подвиг бы Самуэля и Филиппо оставить их родителей, чтобы создать, если судьба предоставит им такую возможность, новую семейную ячейку, абсолютно независимую от изначальной. Разве это не самая большая жизненная трагедия?