Читаем Ошибка канцлера полностью

...Климент Климентом, а еще сочинить книгу надо – про гонения несправедливые и кротость незлобивую, ангельскую. Здесь не дадут, за границей издать – денег хватит. Чтоб все читали – кто ж в Европе Бестужева не знает! – все дивились, такой слуга верный, а в опале, в нищете дни смиренно кончает. Так и назвать – „Утешение христианина в несчастии“. Нечестием меня корили. Откуда время-то тогда на все обедные да всенощные брать. А вот теперь увидят, каков он, Бестужев-то, церкви сын примерной. Тоже не помешает.

...Вену всегда поминал. Там многим хитростям цену узнал. Среди них и художникам придворным: кому портрет заказать, когда, каких денег не пожалеть. Можно и спесь свою потешить, главное – дела не упустить. Портреты – они как поклоны: без разумения одна глупость да карману потеря выйдет. Можно дураком прослыть, можно и гнев монарший несказанный вызвать. Батюшка толковал: оттого нашим принцессам Иоанновнам в Вене партий не вышло, что не тот художник писал. Мало – что сходственно, мало – что собой девицы хороши. Надо, чтоб по моде, по политесу, по имени художникову: где все монархи, там и мы. А не то что путешественник заезжий подвернулся. О путешествиях дебрюиновых кто не читал, рассказов не слушал, а портрет – дело особое. С ним шутки плохи. Куда там!

Вот-вот, и здесь портреты всюду разослать. Кто там еще из художников остался? Не потрафят с натуры списать, да и приехать не изловчатся. А мы из Живописной команды кого. Да хоть Ивашку, что на Каменном носу плафоны писал. Пусть так и пишет – халат старый, замызганный, волос седой, неубранной, глаз со слезой. Живописец Ивашка скверной – оно и лучше: вот кто теперь великого канцлера пишет, а кто прежде писал! Королевскими художниками брезговал, по вкусу да по моде сыскать не мог, каждый за честь почитал персону изобразить. Было. Было да кончилось. А портрет повторить во множестве.

Не забыть бы чего. Да надпись еще приличествующая на портрете. О мучениях безвинных. Не помешает. Чтоб всякой со смыслом глядел, ничего не упустил. Уж на что Петр Алексеевич царевича своего старшего не жаловал, о детях от Монсихи думку держал, а в словах писаных все по-людски, все как положено.

В год, что Санкт-Питербурх закладывали, француз Гуэн, помнится, царевичев медальон деревянной резал – гравюра потом была. Так и писал: мол, имярек, наследник империи и принцесса. На батюшку на радостях что по его мыслям вышло, удержу не стало – от себя мелкими литерками по кругу прибавил латынью: „Никогда верность не соединяла столь благородных сердец!“ Александру Данилычу как перевели, заулыбался, плечиком задергал – гляди, гляди, Бестужев свет Рюмин, не доиграться бы тебе. Что ж, доигрался: выпала батюшке вместо Берлина Митава, вместо дел больших герцогиню Курляндскую стеречь.

А мне – непременно о мучениях безвинных. Мне молчать никак нельзя: старик – забудут, заживо похоронят. А мне во дворец, во дворец непременно вернуться надо, чтоб знали, чтоб власть всю сполна вернули. У престола мое место, у престола самодержцев российских!

<p>Лондон</p><p>Министерство иностранных дел</p><p>Правительство вигов</p>

– Однако это производит впечатление!

– Милорд, с тех пор как этот портрет оказался у лорда Гастингса, в его доме перебывал весь Лондон. Знаменитый Бестужев-Рюмин, и в таком состоянии! Невольно скажешь вслед за римлянами: „Sic transit gloria mundi“. „Так проходит мирская слава!“

– Я нахожу, бывший канцлер достиг желаемого результата.

– Какой результат вы имеете в виду, милорд?

– Помилуйте, Гарвей, вы считаете простой случайностью появление в Лондоне столь странного портрета?

– А чем же еще? Племянник лорда Гастингса получил его в Петербурге в подарок и решил привезти в Англию.

– Вот именно. Довольно необычный подарок!

– Подарки могут быть самыми неожиданными, а особа бывшего канцлера, естественно, привлекает к себе немалый интерес. Успех портрета – лучшее тому доказательство.

– Я не могу припомнить, чтобы кто-нибудь привозил в Англию портрет Бестужева в славе, а тогда канцлер представлял значительно больший интерес. От него во многом зависели судьбы Европы, тогда как теперь это всего лишь беспомощный старик

– Каждый человек невольно задумывается о превратностях судьбы.

– Каждый, но только не Бестужев.

– Вы связываете с этим портретом какой-то дипломатический ход?

– Скажите, Гарвей, а вы не слышали от нашего резидента о появлении подобного портрета, скажем, в Вене?

– О да, и он вызвал неменьшую сенсацию при венском дворе.

– А в Париже?

– И в Париже.

– И в Саксонии?

– Что вы хотите этим сказать, милорд?

– Только то, что подобное одновременное появление, по-видимому, одинаковых портретов никак нельзя отнести за счет случайности.

– Да, действительно в этом есть определенная система.

– Особенно если обратить внимание на то, что все названные дворы были связаны с бывшим канцлером. Я думаю – все сложнее и проще. Давайте попробуем разобраться, кому выгодно появление в Европе подобных портретов. Кстати, наш резидент уверяет, что они появились в большом количестве экземпляров и в самой России.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное